Мерзость
Шрифт:
— Как это? — спросил я.
— Двадцать четвертого мая мы с Ричардом и Брюсом отправили носильщиков вниз и поставили палатку на открытом месте на высоте двадцать пять тысяч шестьсот футов — семьдесят восемь сотен метров. В результате мы оказались запертыми там на тридцать шесть часов из-за сильного ветра, который буквально приподнимал палатку над землей. Палатка превратилась в парус на краю обрыва глубиной в три тысячи футов. Спать было невозможно, и мы провели весь день и всю ночь, пытаясь удержать пол палатки, а время от времени кто-то выходил на ураганный ветер, чтобы привязать еще одну веревку к камню. Когда буря немного ослабла, нам нужно было немедленно спускаться ниже, но никто этого не хотел, несмотря на то, что у нас заканчивались продукты, а тела онемели от холода. В ту ночь мы сильно ослабли, и у всех троих появились первые признаки
Мы посмотрели на Дикона. Его кивок был почти незаметен.
— В ту ночь кислород спас нам жизнь, — сказал он. — Всю ночь, как только холод становился невыносимым, мы начинали передавать друг другу баллон с кислородом, и от нескольких глотков живительного воздуха становилось теплее… эффект был мгновенным. Это позволило нам немного поспать, согреться и пережить худшую ночь, что я когда-либо проводил в горах.
— На следующее утро мы попытались дойти до вершины, — сказал Финч. — Мы покинули палатку в шесть тридцать и начали подъем. Кислородная аппаратура не только не дала нам замерзнуть насмерть той ночью, но и восстановила нашу решимость на следующий день подняться на вершину — или, по крайней мере, на Северо-Восточный гребень. Не забудьте, что это было после рекордных сорока восьми часов на беспрецедентной высоте, почти без еды и с ограниченным количеством воды. Ветер был так силен, что мы даже не могли набрать котелок снега снаружи или разжечь печку. Но кислород позволил нам в тот день все равно пойти на гребень. Со скоростью, о которой я уже говорил, мы поднялись на высоту двадцать пять тысяч пятьсот футов, много часов используя баллоны с кислородом, при скорости подъема шестьсот шестьдесят шесть футов в час — сравните с тремястами шестьюдесятью тремя футами в час у Мэллори и Сомервелла. Почти в два раза больше, джентльмены.
— Хорошо, — сказал я Дикону и Финчу. — Это убеждает даже меня. Мы пойдем с кислородными аппаратами. Как они работают, Финч?
Тот начинает объяснять нам с Жан-Клодом принцип работы кислородного оборудования, обращаясь в основном ко мне, но вдруг прерывает рассказ.
— Это ведь вы будете в экспедиции выполнять обязанности механика, мистер Перри?
— Нет, что вы! — я почти испугался. — Я с трудом могу сменить свечи в машине. Технарь у нас Жан-Клод.
Финч заморгал.
— Как глупо с моей стороны… Возможно, мистер Перри, я предположил, что именно вы являетесь техническим специалистом, поскольку вы очень похожи на Сэнди Ирвина, который отвечал за всю технику в прошлогодней экспедиции Мэллори, даже модернизировал эти кислородные аппараты. Думаю, вы примерно одного возраста… двадцать два? Тот же рост. Тот же вес. Тот же уверенный взгляд. То же атлетическое телосложение человека, который в колледже занимался греблей. Такие же светлые волосы. Такая же улыбка. — Он повернулся к Жан-Клоду. — Pardonnez-moi, monsieur. J'aurais bien vu que vous ^etes l'ing'enieur du groupe. [34]
34
Извините, месье. Как я понял, вы инженер группы (фр.).
— Merci, — кивнул Жан-Клод. — Но боюсь, что я всего лишь любитель, мистер Финч, а не блестящий инженер, которым показал себя месье Ирвин. Мой отец почти всю жизнь работал кузнецом, а незадолго до войны открыл небольшую компанию по производству скобяных изделий. Во время войны компания значительно выросла, и mon р`erе [35] начал выпускать более сложные металлические изделия для армии. Я смотрел… иногда помогал… но я не инженер.
35
Мой отец (фр.).
— Полагаю, для вашей группы вы будете инженером, — сказал Финч и поднял тяжелый кислородный аппарат.
Немного помолчав, он начал — как я предполагал — лекцию о работе оборудования.
— Конечно, Ричард это знает, но известно
Я снова почувствовал себя школьником, застигнутым врасплох неожиданным вопросом. И отчаянно пытался вспомнить процент кислорода в воздухе на уровне моря — никаких цифр в голову не приходило, — а также вспомнить уравнение, которое позволит вычислить этот процент на высоте 28 000 футов. Возможно, разделить на 28. Но что разделить?
— На высоте двадцати восьми тысяч футов кислорода в воздухе почти столько же, сколько на уровне моря, — уверенно ответил Жан-Клод.
Что? Мой французский друг явно сошел с ума.
— Очень хорошо, — похвалил Финч. — Ему удавалось избегать нравоучительного тона и говорить нормально. — Но если количество кислорода на разных высотах примерно одинаково, то почему, — он сделал эффектную паузу, — вы легко пробегаете милю по берегу моря, но задыхаетесь и вынуждены останавливаться и хватать ртом воздух, словно рыба, через каждые два шага на высоте двадцати восьми тысяч футов?
— Атмосферное давление, — сказал Жан-Клод.
Финч кивнул.
— Наука практически ничего не знает о физиологии человека на больших высотах, и большая часть наших сведений получена благодаря нескольким исследованиям Министерства авиации Великобритании, проведенным в последние несколько лет — совершенно очевидно, что аэроплан способен за очень короткое время подняться на высоту десять тысяч футов, — а также благодаря экспериментам во время экспедиции на Эверест в двадцать четвертом году. Тем не менее мы знаем, что на высоте выше двадцати тысяч футов нас убивает низкое атмосферное давление — в буквальном смысле убивает нервные клетки мозга, убивает наши органы и обмен веществ, убивает способность рационально мыслить — и, как говорит месье Клэру, происходит это оттого, что низкое давление затрудняет дыхание, ограничивает поступление кислорода в легкие, не дает кислороду проникнуть в мелкие капилляры и сосуды для восстановления красных кровяных телец.
Он поднял выше тяжелый кислородный аппарат.
— Кислород в этих сосудах — во время нашей экспедиции двадцать второго года шерпы остроумно называли его «английским воздухом» — находится под таким давлением, как воздух атмосферы на высоте пятнадцати тысяч футов. Подготовленный альпинист не должен испытывать никаких проблем с дыханием.
Я вспомнил, что высота пика Маттерхорн, на который мы поднимались в июне прошлого года, составляет 14 690 футов. И действительно, никаких трудностей с дыханием у меня не возникало. Воздух, заполнявший легкие, казался немного разреженным и холодным, но был достаточно плотным, чтобы поддерживать усилия, необходимые для восхождения.
Финч подвинул тяжелые баллоны с кислородом, так что они оказались прямо перед ним.
— Это конструкция, которую предоставило нам министерство авиации и которая была изготовлена согласно рекомендациям и разработкам профессора Дрейера. Обратите внимание на прочную стальную раму, в которой крепятся четыре стальных сосуда с кислородом, в каждом из которых воздух сжат до той же степени, что на высоте пятнадцати тысяч футов, как я уже говорил. Тут также имеется множество трубок и несколько регулирующих клапанов — все это хозяйство перекидывается через плечо и висит у альпиниста на груди, где он может возиться с ним, рискуя вообще лишиться кислорода, — и в довершение всего три разных маски, включая мой собственный вариант.
Финч надел лямки рамы для четырех баллонов. Трубки, клапаны и… всякие штуковины… висели у него спереди, как необрезанная пуповина младенца.
— Каждый полный баллон кислорода весит пять и три четверти фунта, — сообщил он. — Вы предпочитаете английские фунты, месье Клэру, или мне перевести в килограммы?
— Мне прекрасно подойдут и фунты, — заверил его Жан-Клод. — И пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени.
— Oui, tr`es bien, [36] — кивнул Финч. — Раз уж речь зашла о метрической системе, то просто для справки — каждый баллон весит более двух целых и шести десятых килограмма. Таким образом, вес всего комплекта составляет чуть больше четырнадцати с половиной килограммов… или тридцати двух фунтов, мистер Перри.
36
Да, очень хорошо (фр.).