Мессии, лжемессии и толпа
Шрифт:
Сталин был настолько плохим оратором, что в своих публичных выступлениях не мог насиловать толпу. Почти все его книги и статьи написаны серым, невыразительным языком в сугубо канцелярском стиле. Однако анализ некоторых его выступлений показывает, что он глубоко презирал массу, совершенно обоснованно считая, что она поверит всему им сказанному. Я хотел бы привести одно из объяснений Сталина в «любви» к народу, высказанное им в 1924 г. на вечере воспоминаний кремлевских курсантов о Ленине:
Теоретики и вожди «партий, знающие историю народов, проштудировавшие историю революций от начала до конца, бывают иногда одержимы одной неприличной болезнью. Болезнь эта называется боязнью масс, неверием в творческие способности масс. На этой почве возникает иногда некий аристократизм вождей в отношении к массам, не искушенным
Эта восхитительная ода в своем роде настолько совершенна, что ее не хочется комментировать и тем более оспаривать. К тому же таких «гимнов любви» у Ленина, Сталина и их сподвижников неисчислимое множество. Не нужно думать, что все они лживы, напротив, они правдивы, но признать их таковыми можно лишь при условии не понимать сказанное буквально. Всем известен, например, прекрасный пассаж «гуманиста» Дзержинского о том, что чекистом может быть только человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Здесь все верно, у чекистов Дзержинского все так и было: голова холодна из-за полного отсутствия сочувствия к людям и эмоционального тепла, сердце горячо от жгучей ненависти к ним, а руки умыты кровью.
Даже если толпа не стала бы орудием чьего-то господства, даже если бы не ее руками совершались разбойничьи войны, угнетение и уничтожение целых социальных групп и наций, а только ради невиданного ранее общественного порядка, то причиненный вред заключался бы в самом подчинении толпы, массы, подчинении абсолютном и в методах удержания их в таком положении. В полной зависимости от строя попирается жизнь и плоть человека толпы, его разум и душа. Деспотическое сверхцентрализованное государство властвует и над внутренней жизнью индивида, которая похищается не только запретами на высказывания или на объединения, но и массовой пропагандой и внушениями, опутыванием особой сетью строгих безальтернативных обязанностей и требований, относящихся к труду, творчеству, общению, развлечениям, семейной и интимной жизни. «Поистине и дано ему было вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откровение св. Иоанна Богослова, 13:7, 8).
Коллективный человек, человек толпы в тоталитарном исполнении не способен интегрироваться в цивилизацию, поскольку цивилизация и он — это несовпадающие и явно противоположные друг другу явления. Фашизм и большевизм извлекли на поверхность заложенное в человеке зло и показали, как можно манипулировать им и какую политическую пользу можно из этого извлечь. Однако это было проделано не с отдельными людьми, а с массами, с толпой, и это помогало эксплуатировать самые низменные инстинкты и вожделения. Иными словами, усилия диктатуры в этом направлении идут параллельно со стиранием индивидуальности, насаждением единообразия, тщательным регулированием всех сторон жизни. Зверь, который порождается взрывом Тени коллективного бессознательного, принимает форму безликих зараженных масс и коллективного примитивного человека.
Толпа особенно склонна ненавидеть, преследовать и уничтожать врагов, которых она видит в других народах и нациях, в других классах и социальных системах, в политических противниках и конкурентах своих идолов, а человек толпы — среди своих знакомых, сослуживцев, соседей, даже случайных встречных.
Этим свойством массы умело пользуются тоталитарные вожди. Так, Гитлер пришел к власти, постоянно обвиняя австровенгерскую и германскую императорские династии, буржуазию,
Поиск и нахождение врагов надо рассматривать в общем контексте того, что в тотализированном обществе все четко делится на «мы» — «они», «наше» — «не наше»; естественно, все «наше» — это хорошее, достойное, благоприятное и т. д., все чужое — плохое, неприятное, заслуживающее порицания, отторжения и даже наказания, уничтожения. Но такое черно-белое восприятие социума уже было у человечества — у первобытных людей, которые могли обрести безопасность только в своем племени или роде.
Точно так же ребенок вначале не отделяет «я» от «не я», только потом он начинает понимать нетождественность «мы» и «не мы». Если он вырастает в неблагоприятных эмоциональных условиях, «не я» и «не мы» навсегда могут запечатлеться в его психике как нечто неизменно чуждое и враждебное, от которого необходимо защищаться, лучше всего — нападая. Я говорю об этом не только потому, чтобы отметить во многом совпадение путей развития отдельного человека и человечества (эта мысль не нова), но и потому, что значительную часть ярых приверженцев фашизма и большевизма составили те, кто с детства делит всех окружающих четко и бескомпромиссно на «наших» и «не наших».
Именно к людям с черно-белым видением мира обращены исполненные глубокой ненависти слова Гитлера: «Будущее движения больше всего зависит от фанатизма и нетерпимости, с какими сторонники его выступают на защиту своего учения, решительно борясь против всех тех, кто конкурирует с данным учением… Движение должно воспитывать своих членов так, чтобы борьба не казалась им чем-то тягостным, а чтобы они сами рвались навстречу борьбе. Они не должны бояться вражды со стороны противника. Напротив, эту вражду они должны рассматривать как первое доказательство того, что собственное движение имеет право на существование. Не страшиться ненависти со стороны противника должны мы, а стремиться к тому, чтобы он как можно глубже ненавидел нас за нашу работу на пользу нашей нации» («Моя борьба»).
Итак, глухая стена со всеми, кто стоит по другую сторону, только борьба с ними до полного уничтожения, никакого сближения и никаких уступок, как это принято в цивилизованном обществе, и фанатизм, ненависть, нетерпимость… То отношение к окружающему, которое звучит в приведенных словах Гитлера, можно назвать чувством преследования, которое Э. Канетти относил к числу наиболее бросающихся в глаза черт жизни массы. Он писал, что имеется в виду особая возбудимость, гневная раздражительность по отношению к тем, кто раз и навсегда объявлен врагом. Эти люди могут вести себя как угодно, быть грубыми или предупредительными, участливыми или холодными, жесткими или мягкими — все воспринимается как проявление безусловно дурных намерений, недобрых замыслов против массы, заведомое стремление откровенно или исподтишка ее разрушить[90].
Всем известны грандиозные митинги и демонстрации германских и итальянских фашистов, советских, китайских кубинских коммунистов, коммунистов других стран, где они правили. Эти массовые мероприятия были призваны сплотить людей вокруг режима и его идолов, еще больше подчинить их и продемонстрировать единство, вселить в них иллюзию, что они являются вершителями своей судьбы и что без них не движется история, без них, доселе подавленных и презираемых, мучающихся своей неполноценностью, своей вековечной судьбой людей второго сорта. Не в меньшей степени огромные сборища имели своей целью устрашить врагов, показать свою мощь и несокрушимость. Именно поэтому такие мероприятия всегда сопровождались военными парадами с показом самой современной техники. Однако красно-коричневые движения, возможно сами того не ведая, лишь повторяли то, что уже делалось много веков назад. В доказательство приведу из книги Э. Канетти «Масса и власть» описание танца хака новозеландского племени маори, датированное первой третью прошлого века.