Мессии, лжемессии и толпа
Шрифт:
Во многих случаях диктатуре необходимо прибегать к насилию, вследствие чего такой способ решения сложнейшей задачи защиты масс всячески пропагандируется и в конце концов принимается ею. Муссолини, например, писал: «Нам было необходимо проложить свой путь через насилие, через жертвы, через кровь, чтобы установить столь желанный массами порядок и дисциплину, а добиться этого слюнтяйской пропагандой было невозможно». Дуче утверждал также, что «люди устали от свободы. Теперь свобода уже перестала быть той непорочной и строгой девой, ради которой боролись и гибли поколения второй половины прошлого века. Для взволнованной и суровой молодежи, вступающей в жизнь в утренних сумерках новой истории, есть слова, вызывающие гораздо большую привлекательность. Это слова: порядок, иерархия, дисциплина».
Коммунисты виртуозно решали вопросы безоговорочного принятия толпой насилия как
Даже преследуемые, безвинно наказанные люди толпы продолжали поклоняться своему кумиру, например Сталину. Этот психологический феномен давно известен, и его аналог наблюдался среди дикарей. Так, английский путешественник В. Л. Камерон в середине XIX в. обнаружил в свите одного местного царька большое количество искалеченных людей и был поражен, узнав, что многие были таким образом изувечены просто по прихоти или как доказательство его могущества. Преданный слуга лишился рук, носа, ушей, губ в результате припадков ярости патрона, но, несмотря на столь жестокие испытания, казалось, боготворил землю, по которой ступала нога этого земного божества. Несколько других, столь же тяжко изуродованных, были не меньше приметны своей преданностью.
И все-таки у народа тоталитарной державы по сравнению с населением демократических стран нет мира и спокойствия, нет наслаждения покоем и уверенностью в прочности основ своего бытия. Порабощенные массы все время с чем-то или с кем-то борются (вспомним современную историю СССР и Китая), задавив одного врага, тут же начинают атаку на нового, постоянно протестуют, угрожают, проклинают, боятся доносов соседей, сослуживцев и т. д. Их действительное положение и реакции на ожидаемые опасности, реальные или мнимые, разительно напоминают ситуации первобытных людей, которым тоже постоянно угрожала враждебная среда.
Все это красно-коричневому государству очень выгодно, поскольку занятый вечными распрями и ожиданиями беды человек толпы не способен осмыслить собственное действительное положение и продолжает жить в паранойяльном мире. Таким образом, можно констатировать одновременный психологический подъем масс, торжество массовой психологии и массовых стандартов наряду с дальнейшим закабалением народа. Но можно думать, что он получает мазохистское наслаждение от своего полного подчинения. Власть становится для него смертным божеством, каким оно и было во времена язычества.
Вот как описывает отношения толпы и власти Г. Раушнинг в своей книге «Зверь из бездны», посвященной нацизму:
Тем, кто сейчас управляет, если они имеют власть в своих руках, больше нет необходимости считать массы непредвиденным, неизвестным фактором. Массы больше не представляют опасности, они стали податливым материалом, который может принять любую желаемую форму в руках опытного ваятеля. Массы уже не могут выступать как неконтролируемая стихийная сила. Эту силу можно направить в нужное русло и использовать с выгодой. Она может стать действенным оружием для достижения любой цели, которую выдвинет управляющая группа. Это могущественная сила, которая, будь она правильно использована, продвигает любую политическую амбицию с удвоенной скоростью. Какое упрощение в сравнении со сложной манипуляцией общественным мнением в демократиях! Какое упрощение в сравнении с абсолютистскими режимами XVII и XVIII столетий! Одно необходимо — решимость использовать все средства, благодаря которым можно ввести массы в заблуждение. Эти средства хорошо известны. Они состоят не только из террора и жестокости, но и включают в себя методы возбуждения масс,
Раушнинг прав, что механизм и возможности управления массами в современных деспотиях значительно упростились по сравнению не только с нынешними демократиями, но даже и абсолютистскими режимами XVII–XVIII вв., когда императоры и короли были полными хозяевами в своих владениях. Я думаю, что здесь дело не только в высокой эффективности современных средств массовой пропаганды, а главным образом в том, что народные массы растлеваются красно-коричневым ядом, к поглощению которого они спонтанно готовы; это действительно делает их воском в руках ваятелей, но, повторяю, самый наглый и искусный политический скульптор ничего не смог бы с ними поделать, если они сами еще не созрели для этого. Поэтому толпу не всегда надо заставлять что-то делать силой и угрозами, ее представители будут работать в самых бесчеловечных условиях и идти под вражеские пули, не рассчитывая даже на посмертную славу, из голого фанатизма, уверенности в правоте своего дела, в допустимости, целесообразности и оправданности такого способа действия, из одной преданности идее и вождю. Отечественная история, к сожалению, предоставляет великое множество примеров именно такого нерассуждающего поведения.
О том, какое значение в глазах преступных правителей имело управление массами, свидетельствуют следующие высказывания Гитлера в книге «Моя борьба». Но сначала нелишне напомнить, что этот священный опус нацизма был предназначен широким народным массам и готовился поэтому в расчете на большой пропагандистский резонанс. Отсюда множество демагогических утверждений и комплиментов в адрес «простого» народа. Гораздо более циничным и откровенным в своем отношении к этому самому народу фюрер был в частных беседах, записи которых сейчас хорошо известны. Однако в упомянутой книге он открыто признавал важность подчинения масс. Гитлер, например, писал: «Всякому движению, ставящему себе большие цели, нужно самым тщательным образом добиваться того, чтобы оно не теряло связи с широкими слоями народа. Такое движение должно каждую проблему рассматривать в первую очередь именно под этим углом зрения. Все его решения должны определяться этим критерием. Такое движение должно далее систематически избегать всего того, что может уменьшить или даже ослабить его влияние на массу. И это не из каких-либо «демагогических» соображений. Нет. Этим надо руководствоваться по той простой причине, что без могучей силы народной массы ни одно движение, как бы превосходны и благородны ни были его намерения, не может достичь цели».
«Сильные духом люди должны дать массе толчок в определенном направлении, а потом уже сама масса подобно маховому колесу усиливает движение и дает ему постоянство и упорство». «Широкие массы народа это только кусок самой природы. Они не понимают, как это люди, утверждающие, что они хотят прямо противоположного, в то же время миндальничают друг с другом, жмут друг другу руки и т. д. Масса требует одного — победы сильного над более слабым, уничтожения слабого или его беспрекословного подчинения».
И совсем уж откровенно Гитлер сказал: «Масса, народ — для меня это как женщина. Любой, кто не понимает присущего массе женского характера, никогда не станет фюрером. Чего хочет женщина от мужчины? Ясности, решимости, силы, действия. Ради этого она пойдет на любую жертву».
Не вызывает сомнений, что Гитлер каждому народу приписывал мазохистские черты, немецкому в первую очередь.
И. Фест обоснованно считает ораторские триумфы Гитлера феноменом сексуальности, направленной в пустоту. Очевидно, пишет Фест, Гитлер не без причины сравнивал толпу с «воплощением женского начала». Достаточно перелистать соответствующие страницы его книги «Моя борьба», достаточно одного взгляда на тот эротический пыл, который пробуждали в нем идея массы, его представления о ней и который позволял ему добиваться примечательной стилистической свободы выражения, чтобы понять, чего искал и что находил этот неконтактный, одинокий человек, стоя на трибуне над послушной массой. Однажды он в порыве саморазоблачения назвал массу своей единственной невестой. Магнитофонные записи того времени ясно передают своеобразную атмосферу непристойного массового совокупления, царившую на тех мероприятиях: затаенное дыхание в начале речи, резкие короткие вскрики, нарастающее напряжение и первые освобождающие вздохи удовлетворения, наконец, опьянение, новый подъем, а затем экстатический восторг как следствие наконец-то наступившего оргазма, не сдерживаемого уже ничем.