Месть фортуны. Фартовая любовь
Шрифт:
— Пожал я тогда плечами, что скажешь кенту? Ведь ни в откол, ни к бабе, ни к лягавым сваливает! А туда, где законнику делать нечего. Но удерживать его или отговаривать — права не имел. Не знал, как надо поступать в этом случае. Впервой такое случилось. Махнул рукой я на него и вякнул! — Хиляй, Афоня! К тому, кто тебе дорог! Так мы с ним и расстались. Думал, что навсегда. Оказалось — на время.
— Он вернулся в малину? — усмехнулась Капка, съязвив:
— Одним Святым Духом сыт не будешь.
— Нет! Он не вернулся! И не думал о том. Мы с кентами оказались во Владимире. Там храм громадный. И служба шла. Воскресная. Колокола звонили. Собирали верующих
— А тебя зачем позвал? Тоже в монахи фаловал? — рассмеялся Колька.
— Захлопнись, паршивец! В монахи не уламывают. И он меня не блатовал на это! Об одном просил: не причинить урона его храму! Не осквернить воровством! Я ему это пообещал. Предлагал башли. Но Афоня отказался. Вякнул, что у монахов нет нужды ни в чем. Живут Божьей милостью. А она дороже всего на свете! Кому что! Я попрощался с ним, как бывало. Пожелал, чтобы Бог увидел и не оставил Афоню. Он мне сказал, что молится за меня. И убеждаюсь, видит Господь и меня — грешного! Хотя, конечно, далеко мне до Афони — отца Афанасия теперь. Но в жизни удержался несколько раз чудом. Может, и меня в шахте Бог пожалел. Может, стоило мне с Афоней вместе уйти в монахи. Но уж много лет минуло. Жив ли? Узнал бы меня? Может, и не отвернулся. Но самому неловко в храм идти. Давят грехи на плечи. Их так много. Они выше той сопки, какая рухнула. Уж лучше б раздавила тогда! Но… Не могу забыть удивления кентов, когда я их вытащил из храма и рассказал все. Они считали, что с Сахалина я не вернусь. А тут увидели Афоню. С тех пор никто из моих малин не фартовал в церквях и вам запрещено такое. Не берите на души самое тяжкое, самый черный грех! Потому что церкви живут и строятся за счет доброты человечьей. А ее слишком мало остается на земле. Когда иссякнет последняя капля — исчезнет сама жизнь. А вам нельзя забывать, что жадность фраера губит…
— Ну и натемнил, кент! Ну и натрепался! Точно, кентель отсырел! — качал головой Сивуч.
— Да застопорись ты меня лажать! Пусть всяк из них теперь вякнет, где я верняк молотил, а где стемнил? — оглядел Лангуст пацанов.
— Вся басня — «липа»! — разозлилась Капка.
— А я не тебя колю! Пусть «зелень» тыквами шевелит! — осек старик.
— Законники церкви не трясут! Это дело — налета иль шпаны! А значит, Афоня твоим корефаном не был. И в бараке с фартовыми, если и дышал, то только в шестерках. И бугор не стал бы ему трафить, переводить на пахоту в другое место. Это «липа»! — выпалил Петька.
— Ты трехал, что в Коломне он церковь тряс, а нашел его во Владимире! — вспомнил Шурик.
— На Сахалине землетрясений не бывает! — подал голос Колька.
— Зато обвалов в шахте хоть жопой ешь! — настаивал Лангуст.
— Это было вовсе не привидение. А газ, какой в угле скопился.
От искры, отлетевшей от кирки, от спички. Но он не шляется за человеком по штольне. Он накапливается, заполняет весь забой и взрывается! — вставил Данила.
— Самая хромая темнуха, что это привидение знало, где первый обвал учинить! Прямо на волю путь открыло и к барже привело! А взрыв всегда крышу снимает сначала. И тут бы вы не вылезли. Никто! Газ один раз рвануть может. Но так, что мало не покажется, — не сдержалась Капка.
— Фартовый в монахи не возникнет! — выкрикнул Петька.
— Почти все подметили! Никакой следователь вам мозги не засушит. Уловили много! — хвалил «зелень» Лангуст; часто устраивавший подобные проверки на внимание.
Сивуч подчас серчал на кента, не мог свыкнуться с ложью в рассказах. Обучая пацанов, никогда такое не применял. Считая Темнуху — западло. Но Лангуст развивал у ребят острое чутье. Они научились сверять со своей логикой все услышанное и никому не доверяли, не проверив и не убедившись много раз.
Лангуст готовил «зелень» даже к предстоящим допросам, умению общаться со всеми, оставаясь личностью, не впадать в зависимость к кому бы то ни было и уметь стоять за себя в любой ситуации. Он готовил их к выживанию в самых трудных условиях, в какие могла забросить ребят слепая Фемида.
Глава 7. Месть «малины»
Пожив три месяца у Сивуча и Лангуста, Задрыга поняла, что теперь ее присутствие в Брянске не имеет смысла. Надо вернуться в Черную сову. И фартовать, чтобы было, на что учить «зелень», пополнять малину кентами.
Тревожило Капку и то, что от пахана давно никто не появлялся. И она не знала о Черной сове ровно ничего.
Насторожило ее и внезапное исчезновение из предела Олега. Он, словно привидение, растворился, не прощаясь. И Капка догадывалась, что этот человек станет искать Тоську. Возможно, он уже нашел ее. И тогда… Ох, и не пофартит Шакалу! Да и не только ему, а всей малине, самой Задрыге…
С такими невеселыми мыслями уезжала она в предел пахана. И, сев в купе вагона, вспоминала свой разговор со стариком-ученым, согнувшимся и стареющим над своими опытами на лесной поляне.
Он жаловался Капке, что тяжело ему работать одному, без помощника. А молодые люди неусидчивы. Им подай открытия сразу. Кропотливый труд не любят. Непоседливы и горячи. Живут эмоциями. О долге забыли. Ответственность им незнакома. Не могут довольствоваться малой зарплатой. Все ищут большие заработки. Вот и Олег ушел от него. Уволился. Куда подался — неизвестно. Даже не предупредил. Обидно, конечно. Но он уже не первый, кто бросил его вместе с работой. Конечно, трудно сводить концы с концами на мизерную зарплату. Но вот он сумел выжить и даже вырастил дочь. Только и она вышла замуж, обзавелась детьми, забыла о науке, — сетовал ученый.
Капка решила, приехав в Калининград, навестить Тоську ночью, расспросить о жизни, об Олеге. Нашел ли он ее?
— А может, они уже спутались? Может, высветила всех? Ведь неспроста от пахана никого не было! Если так — замокрю суку! И его! — выступили на лице красные пятна ярости.
Задрыга прямо с перрона поехала на хазу, помня адрес, названный стремачом. Увидела знакомого кента, сидевшего на пороге уединенного особняка, вздохнула. Зря переживала. Малина на воле, дышит.
Стремач, завидев Капку, нырнул в двери и тут же выскочил обратно вместе с Глыбой. Тот накинуть рубашку не успел. Забыл. Пошел навстречу, раскинув руки.