Месть Монтесумы
Шрифт:
– Чего это ради столько народу и багажа?
– Меняем базу. В Кокойоке теперь слишком пристальная слежка за нами. Останемся в этом отеле.
– А почему мы шепчемся в туалете?
– Из-за электронных «жучков», конечно. Вы меня удивляете, Хоукин. Сейчас Шульц проверяет остальные помещения.
Вода в бачке забурчала и смолкла. Соунз снова нажал на рычаг. Из унитаза повалил пар, и агент попятился от него с вытаращенными глазами.
– Я тоже недоумевал, – сообщил Тони. – Официант объяснил, что водопроводные трубы уложили неправильно, залили все бетоном, а потом было поздно. Краны исправить
– Ну ладно. Если тут есть «жучки», а в этом я не сомневаюсь, я выйду, снова войду и заговорю с вами, а вы мне подыгрывайте. Я хочу скормить им немного дезинформации.
Когда они вышли, незнакомец по-прежнему сидел на своем чемодане с пистолетом в руке, зато Билли стоял на кровати, указывая на потолочный светильник. Тони не увидел там ничего интересного, но Соунз встал на цыпочки, пригляделся и понимающе кивнул. Подошел к двери, постучал. Тут к нему подоспел Тони, чувствуя себя глуповато из-за этого спектакля, пока Соунз открывал дверь, тарахтел дверной ручкой и поспешно запирал.
– Привет, – ничего более путного в голову не пришло.
– Привет. Я получил ваше послание.
– Отлично. – Да подобной чепухой не проведешь и пятилетнего ребенка!
– Деньги из Вашингтона выслали, будут здесь к утру, сплошь потрепанными мелкими купюрами, непомеченными, как просили.
– Хорошо.
– Я снял номер чуть дальше по коридору. А почему вы выбрали для встречи именно этот отель?
– Я не выбирал. Они сами зарезервировали для меня номер.
– Что?! В записке вы этого не сообщили. В номере наверняка установлены «жучки»! Нельзя, чтобы нас подслушивали. Дайте-ка посмотреть… Ага! Вон он, вон там, на лампе. Сейчас отключу.
Он махнул рукой, Билли потянулся наверх, перекусил бокорезами невидимый проводок, извлек из осветительной арматуры что-то и отдал Соунзу. Тот одобрительно кивнул.
– Швейцарский, «Штайнхёгер-31», такой же, как наши. – На ладони у него покоилась невинная металлическая пуговка, не больше десятицентовой монеты. – Розничная цена триста восемьдесят семь долларов. Можем оприходовать, благотворно скажется на бюджете. Хоукин, это Стокер, из казначейства.
– Рад, – пророкотал Стокер, не сделав даже попытки привстать, протянуть руку или отложить пистолет. Во взгляде этого рослого, крепкого, подозрительного, непроницаемого субъекта таилось ничуть не больше тепла или человеческого чувства, чем во взгляде ящерицы.
– Рад познакомиться, – Тони опустил протянутую руку.
– Казначейство всегда посылает своих людей, когда речь заходит о подобных деньгах, – Соунз указал на чемодан, заменяющий Стокеру стул, – людей, поднаторевших в обращении с большими суммами и умеющими позаботиться о них. Стокер – специалист. В этом чемодане миллион наличными.
– А я за им приглядываю. – Стокер впервые улыбнулся, несмотря на всю свою холодность, вынул из кармана гранату и принялся весело подбрасывать ее на ладони. Так вот почему у него так оттопырены карманы! Что же может таиться в остальных? Тони непроизвольно попятился, отнюдь не горя желанием выяснять это.
– Итак, процедура такова, – сказал Соунз, снова беря командование на себя, – мы с Шульцем дальше по коридору, в номере четырнадцать,
– Ну, я не против, – отозвался Тони, – но здесь только одна односпальная кровать.
– Я не сплю.
– Итак, этот вопрос улажен. Повесьте на дверь табличку «Не беспокоить» и не снимайте. Даже если уйдете. Когда захотите вернуться, это касается всех нас без исключения, постучите дважды, пауза, еще раз. Когда дверь откроется, скажите: «Слепень».
– Ежели не скажете, подлежите смерти.
– Правильно. Вопросы есть?
– Только один. Что произошло после того, как я уехал из Кокойока? Полиция там прямо роилась.
– Лейтенант Гонсалес ужасно рассердился. А из этого следует, что он рассердился и на нас и следит за нашей операцией. А это серьезная помеха.
– Ну, по-вашему, выходит, будто это я во всем повинен! Послушайте, не убивал я Дэвидсона, так что нечего возлагать вину на меня. Все неприятности из-за этого цэрэушника Хиггинсона, бросившего труп просто так.
– Рапорт на него отправится к его руководству, но проку от этого не будет. Они никогда не слушают, что говорим мы. Но пока убийца не будет обнаружен, вы единственный подозреваемый Гонсалеса. А вы его очень рассердили.
Тут уж возразить было нечего, и Тони запер за ними дверь в крайне сумрачном настроении. Чтобы развеять его, он заказал бутылку бренди «Мадеро» и лед. Стокер провожал каждое его движение ледяным взглядом прозрачных глаз.
– Хотите выпить? – предложил Тони, заливая лед янтарным обезболивающим.
– На посте не пью. – Стокер вообще-то пододвинул себе кресло, но приткнул чемодан между ног, а пистолет лежал под рукой у него на коленях.
– Ну, я-то не на посту, покамест, так что если вы не против…
– Валяйте. Я й сам иной раз не прочь вмазать дьяавольской росы.
Не ведая, что сулит завтрашний день, Тони отошел ко сну пораньше. Успокоительное действие дьявольской росы сотворило чудо, и почил Тони легко, хотя и просыпался несколько раз за ночь. И всякий раз видел темный силуэт хранителя сокровищ в кресле, блеск стали в его руке, блики в глазах – а может, только воображал себе все это. Рано утром его пробудили солнечный свет и трезвон телефона. Едва Тони схватил трубку, и в ухо ему прорычали:
– Машина будет у входа через тридцать пять минут. Выходите.
Не успел он даже слова сказать, как связь прервалась. Встал, зевая и почесываясь на глазах у Стокера, по-прежнему сидевшего в кресле и следившего за ним не менее пристально, чем вчера вечером.
– Вы и вправду не спите, да?
– Добираю свое меж работами.
Тони быстро принял душ и побрился, а затем не слишком охотно натянул ту же несвежую одежду, уже украшенную спереди несколькими пятнами от еды и напитков. Но еще денек поносить можно, и потом, тайная встреча с итальянским мошенником от искусства и экс-фашистом – отнюдь не дипломатический прием. Стокер уже стоял у двери – как всегда, держа пистолет на изготовку.