Месть обреченного
Шрифт:
– Какие тут загадки… Дело в том, что местные евреи считают наших эмигрантов русскими. Без всяких оговорок. Что многим твоим соплеменникам очень даже импонирует. Как это ни странно. – Ай!..
Сандульский сделал характерный жест правой рукой, что могло значить и негодование, и раздражение. – Говорят, ты "мерс" прикупил… Я решил сменить больную для Сандульского тему. – Это кто такой всезнающий?
Жорж подозрительно прищурился, не донеся до рта вилку с насаженной шпротиной. – Есть люди… – ответил
И отхлебнул из высокого стакана пузырящейся минералки.
– А все же?
– Сторожук. – Кто-о!? Сандульский вдруг побледнел.
– Сторожук… Ах, мать твою… – Он горестно вздохнул.
Мы в полном молчании выпили по рюмке.
Бледное лицо Сандульского пошло красными пятнами, а в глазах появилось выражение безысходности.
И я, и Жорж знали Сторожука достаточно хорошо. Он был в чине майора и работал заместителем начальника РОВД того района, где находился "Клипер".
В областном управлении внутренних дел имелись сведения, что Сторожук подмял под себя одну из самых свирепых банд рэкетиров и теперь пожинал плоды этого, несколько странного – если не сказать больше – сотрудничества, совершенно немыслимого еще пять лет назад.
Но сведения сведениями, а фактов у нас не было, и пока задания на "разработку" Сторожука наше начальство дать не решалось.
Похоже, у майора в верхах была своя рука, притом весьма солидная.
О связях Сторожука с уголовниками, естественно, знал и Сандульский.
– Дурак… – наконец нарушил молчание Жорж. – Жить красиво захотелось…
– Это ты о себе?
– Ну, а о ком же?
– Не рви волосы на голове раньше времени. Я не думаю, что ты рискнул начать такое солидное дело без "крыши".
– Со Сторожуком может конфликтовать только умственно недоразвитый.
– Значит, жди наезда. – Лучше бы ты сюда не приходил… Сандульский посмотрел на меня с ненавистью.
– Тебе больше нравится поза страуса: голову в песок – и трава не расти?
– Так спокойней.
– Не всегда. В таком варианте могут случиться неприятные приключения.
– Что ты имеешь ввиду?
– Это не я, а кто-то другой может иметь тебя ввиду. Береги задницу, Жорж.
– Не учи меня жить! – От жизни не спрячешься, Жорж. – А я и не прячусь.
– Кстати, я не думаю, что данные о твоем валютном счете в банке являются для определенных личностей тайной за семью печатями… – Разве это деньги? Жалкие гроши.
– Ну, не совсем жалкие. И даже не гроши, а центы и доллары. Не нужно прибедняться, Жорж. – К чему этот разговор? – А все к тому же… Я откупорил вторую бутылку.
– Налить? – Спрашиваешь…
Сандульский схватился за рюмку, как утопающий за соломинку. – Классный коньяк, – сказал я с удовлетворением.
– Нормальный, – хмуро ответил Жорж.
Мягкая, горячая волна хлынула
Я отхлебнул глоток, и как дегустатор покатал капельку на кончике языка.
– Сейчас на прилавках одни суррогаты, – сказал я с неизбывной мужской тоской по хорошим спиртным напиткам.
И, вспомнив, что мне пришлось пить месяц назад, невольно вздрогнул. По-моему, это был не коньяк, а смесь антифриза и машинного масла с мочой ишака. – Не наводи тень на плетень, – грубо сказал Жорж.
Он смотрел на меня угрюмо, с недобрым прищуром.
– К черту коньяк. Сергей, что ты от меня хочешь? – спросил Сандульский немного погодя.
– Сдай Сторожука. Он у тебя все равно появится. – В своем ли ты уме, мент?! Жоржа будто ударило током. Он даже скособочился.
– Да стоит мне только заикнуться на его счет, и я покойник, – сказал он изменившимся голосом. – В вашей "конторе" стукачей Сторожука валом. А за те деньги, что он им платит, они и дерьмо будут жевать с огромной радостью. Не говоря уже обо всем остальном.
– Ты будешь иметь дело только со мной. А меня ты знаешь. – Знаю. А потому допивай и убирайся.
Сандульский встал. – Я тебя не видел, и ты мне ничего не предлагал, – сказал он резко.
– Как хочешь. Только потом не говори, что тебя никто не предупреждал. Сколько я должен?
– Нисколько. Я угощаю. – Угостишь как-нибудь в другой раз…
Я бросил деньги на стол и направился к двери. – Сдачи не надо. Покеда. И подумай над моими словами. Хорошо подумай.
– Угрожаешь? – Предостерегаю. И поверь – не без оснований. – Да пошел ты!..
– Я пойду. А ты все-таки пораскинь мозгами как следует. Иначе влезешь в грязь по уши, и тогда не только я буду не в состоянии тебе помочь, но и вся, как говорится, королевская рать. Смекай, Жорж.
– Нужна мне твоя помощь, как корове седло! – НужНу седНу-ну…
Я шел по городу, не замечая никого и ничего вокруг. Несмотря на хмельную приподнятость, на душе было мерзопакостно.
Какого черта! Это все моя сучья ментовская сущность, которая словно неизлечимая болезнь поразила душу и мозги!
Единственный раз за добрых полгода вырвался, чтобы расслабиться… и все равно не утерпел, начал раскидывать свои сети.
Экая все-таки ты сволочь, Ведерников…
Киллер
Будь проклят день, когда я родился! Ну почему, почему вся моя жизнь – сундук, доверху наполненный страданиями, жестокостью и грязью?!
У других было детство, пусть и не очень обеспеченное, а иногда полуголодное и холодное, как у некоторых моих школьных приятелей, но их согревала любовь родителей.