Место, где земля закругляется 2

Темень Натан

Если в ближайшее время он не даст людям воду, его повесят на собственной орденской ленте. И будут правы.

В дверь просунулась ушастая голова менестреля:

— Господин! Они здесь!

Он отхлебнул из кувшина, подтянул штаны. Шлёпая босиком по полу (каменная плитка приятно холодила ноги), вышел в «предбанник».

У стены стояли пятеро худых, темнокожих, невысоких людей в потрёпанных одеждах. Нет, не люди. Мусорщики.

— Вас прислал Край?

Один из мусорщиков молча склонил голову, шагнул к консорту и подал

клочок бумаги.

На листке ровным, чётким почерком было написано только одно слово: «долг». Внизу листка было нацарапано нечто вроде подписи — чёрная каракатица, что ли?

— Вы знаете, зачем вы здесь?

— Мы пришли служить тебе, капитан, — сухим, шелестящим голосом, ответил мусорщик. — Приказывай.

— Лови.

Бросок был неожиданным, кувшин — наполовину полон воды. Мусорщик метнулся тёмной кошкой, едва слышно шлёпнули о пол босые ноги. Худые руки ухватили кувшин, из которого не пролилось ни капли.

Однако, такому в большой спорт — цены бы не было. Если все эти парни такие же ловкие… пусть даже вполовину такие, как Край, это щедрый подарок.

Он подошёл к крайнему слева мусорщику. Тот казался моложе остальных, хотя с виду их трудно было сразу различить.

— Если я прикажу тебе прирезать вон того парня, — Игорь указал на менестреля. Тот испуганно заморгал. — Ты сделаешь это?

Мусорщик повернул тёмное лицо к ушастику.

— Если ты прикажешь, господин.

— Хм. А если я дам тебе в руки нож и велю вспороть себе живот?

Игорь вытянул из ножен кинжал и протянул рукояткой вперёд.

Позади него сдавленно охнул Март.

Тёмная худая ладонь сжалась на рукояти кинжала. Мусорщик медленно повернул клинок, остриё вжалось в кожу живота.

— Мне сделать это, господин?

Под металлом выступила капля крови, побежала струйкой по коже. (Мусорщики были в одних штанах до колен и жилетках на голое тело)

— Нет.

Игорь взял кинжал из недрогнувшей руки парня. Похоже, мусорщики все с приветом. То, что надо.

— Отлично. Вы приняты. Возьмёте ливреи — теперь вы служите во дворце.

Если жена или члены совета министров узнают, что принц-консорт собирает маленькую личную армию… дело может запахнуть керосином. Настоящий консорт должен быть надёжен, весел и слегка придурковат. Это Игорь уже понял.

Мусорщики склонили головы, разом повернулись и пошли за менестрелем — получать свои ливреи. Игорь смотрел им вслед — такой же босой, в одних коротких штанах, как они. И даже нарисованный дракон, давно впечатавшийся в кожу, почти такой же… Только у него на животе, а у этих парней — слева, возле сердца.

Игорь почесал живот. Ядрёная получилась у него тогда, в тюремной камере, краска. Рисунок, как татуировка, впечатался в кожу. Линии немного расплылись, казались слегка стёртыми, но никуда не делись, как он ни мылся.

***

Корабли отходили от причалов столицы

Сухих Земель. Первым отошёл флагман, где на капитанском мостике стоял, гордо выпрямившись, сам адмирал — бывалый морской волк, потерявший в сражениях руку и половину скальпа.

Блистал в лучах солнца камень парапетов, сияли трубы оркестра, выдувавшего бравый военный марш. Толпа на пристани кричала и махала руками. Развевались флаги на шпилях, метались над крышами потревоженные птицы.

Гордо горел над холмом, над башнями королевского замка, золотой шпиль центрального храма.

Впереди флагманского корабля, незаметное на фоне эскадры, качалось на волнах небольшое судно — лоцманский катер.

Лоцман, лысый майити в вязаной шапке с прорезями для морщинистых ушей, стоял на носу, широко расставив ноги. На поясе его висела кожаная сумка с заклинаниями — привычная, потёртая сумка. Боцман знал, что заклинания уже бесполезны. И, может быть, это его последний рейс. Но традиции надо чтить.

Море в королевской бухте лениво плескало бирюзовые волны. Впереди, за краем мыса, вода меняла цвет, сливалась с низким, свинцовым небом — там корабли ждала пасть Морского Зверя.

Вот катер пересёк бухту. Корабли эскадры послушно шли за ним, как выводок птенцов за своей матерью.

Море уже не плескалось ленивыми волнами. Тёмная вода колыхалась тяжело, будто нехотя, холодный ветер зло посвистывал, срывая клочья серой пены.

Забегали матросы, боцманы свистели, отдавая команды. Ветер усиливался, он ещё дул порывами, но адмирал — да и все бывалые моряки — знали, что это ненадолго.

Лоцман взял верёвку и привязал себя к борту. Сделал привычный жест, осенив себя защитным знамением, призвав покровительство морского бога и его жены — хвостатой девы глубины.

— Пасть открывается, а мы ещё у зубцов, — буркнул помощник лоцмана, такой же пожилой, как он сам.

— Принцам, мать их ящерица, плевать на время, — прохрипел лоцман. — Им важнее музыка, мать их через заднее крыльцо.

Помощник оскалился, показав редкие зубы.

— Всегда хотел помереть в море. Поиметь морскую деву в чешую.

Лоцман ощерился в ответ, но ничего не сказал. Они шли прямо в пасть Зверя, и по правому борту уже вставали острые пики его коренных зубов.

Глава 37

Слабая память поколений укрепляет легенды.

Станислав Ежи Лец

Над башней завывал ледяной ветер. Камни остроконечных зубцов, покрытые наледью, влажно блестели. Чёрные морские птицы с криками кружились над зубчатой верхушкой. Некоторые пытались усесться на край, но скользили и срывались, оставляя на ледяной корке борозды от острых когтей.