Место полного исчезновения: Эндекит
Шрифт:
«Они меня вычислили по списку туристов еще в Москве, — понял Игорь, размышляя, пока полковнику не надоест рисовать чертиков. — То, что Лена увлеклась, делу не мешало, делать дело с любовью, совмещать полезное с приятным, что может быть лучше. Понятно, почему Лена так испугалась, когда на вокзале воришка чуть было медведя не уволок, она-то знала, сколько „дури“ находится в деревянном мишке да в бочке. Понятно, почему она побледнела, из-за той суммы, что Лена выложила за медведя этому кавказцу, она не повела бы и бровью. А как она сказала? „Брат мне не возместил бы убытки!“ Да за такое количество наркоты убили бы сразу. Кого же мне сдать, чтобы не сослали
Он тут же выдумал попутчика из Таллинна, который заболел, и того кавказца, что продал ему этого медведя. Но тут же вспомнил, что тогда кавказец выдаст Лену, скажет, что купила Лена, а не он, и его посадят за соучастие и недонесение и за то, что мешал следствию. В конце концов он остановился на варианте: попутчик из Таллина вручил ему медведя с просьбой передать другу, у которого юбилей. И ничего более.
Когда полковник предложил ему все рассказать, Игорь уже четко продумал свою версию и очень складно ее нарисовал.
— Складно врешь! — одобрил его версию полковник. — Но ты не учел одного момента: есть дело, где кроме тебя никого нет. Тебя взяли с большой партией наркотиков. Хочешь вешать все на себя, ради бога. За такую партию тебе светит, от семи до пятнадцати или статья расстрела. Ясно, студент?
— Я сказал правду! — упрямо твердил Игорь. — Почему нельзя оказать услугу заболевшему попутчику?
— Почему нельзя? — удивленно спросил полковник. — Ради Бога! Но, представь себе, как будут смеяться в суде, когда ты будешь им доказывать, что случайный попутчик отдал тебе партию наркоты на сотни тысяч долларов.
— Он мне ничего не говорил о наркотиках, я их тоже не видел, а о существовании тайников даже не догадывался, — возразил Игорь.
Полковник насупился. Он видел, что парень скрывает что-то, и подозревал, что скрывает сообщников, а значит, нечего с ним и церемониться.
— Хоть взяли тебя как «мула», но отвечать тебе придется, как ослу, за чужие грехи. А палка закона бьет намного больнее, чем та палка, что бьет по жопе. Посиди в тюрьме, подумай. Сдашь группу, помогу. Может, на условное осуждение потянешь. Но мне нужны хозяева. Мелкоту мне не предлагай! Все!
Он вызвал охрану и отправил Игоря в тюрьму. Обыск у него на квартире ничего не дал, соседи охарактеризовали его только с положительной стороны, если не считать того, что девочки часто приходили, чередовались. Но кто в молодости без греха?
Местная тюрьма была старинная, каторжная, бывший централ, через которую шли большие злодеи в самые страшные исправительные лагеря, расположенные в местах, куда можно было доплыть лишь в летнюю навигацию, причем не за один день.
Игоря, к его большому удивлению, сразу через баню отправили в камеру, оставив в неприкосновенности волосы на голове и на теле, хотя внушительная толпа временно задержанных, которым еще только предстояло предстать перед судом и которые еще, возможен был и такой вариант, могли быть оправданы судом как невиновные или за недоказанностью преступления, все поголовно были наголо острижены.
В маленькой камере, куда привели Игоря, у стены на корточках сидел старик лет семидесяти в узбекском халате, с седой бородой и усами, редкими седыми волосами на голове, прикрытыми тюбетейкой.
«Какой яркий персонаж страшной пьесы! — подумал Игорь. — Наверное, это и есть старый басмач».
Он просто вспомнил обмен репликами двух «актеров второго плана»: надзирателя и дежурного офицера.
«Куда определить „мула“? — веселился надзиратель.
„А давай его к старому басмачу! — предложил дежурный офицер. —
Игорь чувствовал себя как на экскурсии в старом замке на острове Сааремаа, только вошедшим в роль, чтобы на собственной шкуре ощутить тот ужас и ту безысходность, которые испытывают из поколения в поколение узники всех стран и народов, все рас и континентов.
Пока кроме любопытства им не владело ничего. Где-то глубоко таилась обида на Лену, которая „подложила ему такую свинью“, но он гнал даже тень мысли о ее возможном предательстве. Трагично ощущать себя тем, кого использовали в чьих-то интересах. А когда интерес прикрывается любовью, обидно вдвойне.
Игорь твердо надеялся, что самый гуманный и человечный суд внимательно отнесется к его проблеме и сразу поймет, что он здесь ни при чем, а следователь получит „по мозгам“ за глупую и безответственную работу.
Он и не подозревал, что заржавелая судебная машина перемалывала своими безжалостными жерновами не одного невиновного, а миллионы, и судьба несостоявшегося коллеги ее также не волновала.
Ему бы вспомнить, что „спасение утопающих — дело рук самих утопающих“. Но в этом случае ему пришлось бы рассказать все о Лене, а этого он не мог сделать и не сделал бы даже под пытками.
А когда в деле лишь один виновный, то на него и вешают „всех собак“.
Узбек оторвался от своих дум о жизни и судьбе и внимательно всмотрелся в нового соседа по камере. Огонек интереса засветился в его глазах, но тут же погас.
— Здравствуйте! — улыбнулся Игорь и сел на деревянную массивную скамейку у стола. — Меня зовут Игорь!
Узбек молчал, смотрел на Игоря, смотрел, затем отвел взгляд в сторону, словно тот больше его и не интересовал.
Путь Игоря только начинался, а у старика уже заканчивался. Пятнадцатилетним парнишкой он успел побывать в басмаческой банде, повоевать с пограничниками, когда его помиловали из-за юного возраста, занялся контрабандой и торговлей наркотиков и успешно работал до преклонного возраста. А „погорел“ он по глупой случайности: вез в город очередную партию гашиша, самого лучшего, черного, как смола, липкого, как мед. В купе вагона ехал с ним случайный попутчик, тоже узбек, из молодых да ранних, из тех, кому палец в рот не клади. Вот этого молодого кто-то „сдал“, и его наружка вела от самого Ташкента, чтобы проследить конечный пункт назначения и всю цепочку распространения наркотиков. Молодой да ранний заметил за собой слежку лишь на вокзале и в наглую поменялся со стариком чемоданами без его ведома. Старик бросился за ним, чтобы задержать. В результате задержали обоих, и в обоих чемоданах нашли наркотики. Если бы не эта случайность, возил бы старик и возил наркотики до самой смерти, которая теперь была не за горами. И, старик размышлял о неисповедимых путях аллаха, которыми он ведет каждого человека, и о том, что если счастье изменяет человеку, то навсегда.
Игорь напрасно рассчитывал, что следствие быстро завершится и праведный суд оправдает его за явной невиновностью. Время шло, а он все сидел и сидел в одной камере со стариком-узбеком. Изредка его вызывали на допрос, предлагали покаяться и все рассказать следствию, но он упрямо стоял на своем, а следователи продолжали искать его сообщников и предлагать Игорю разные блага в обмен на его чистосердечное признание, которое так облегчит следователям жизнь.
Узбек пять раз в день молился на восток и молчал, не вступая ни в какие разговоры с Игорем. Он готовился предстать перед аллахом, мирские дела его больше не интересовали.