Метафизик 1
Шрифт:
Стоящий слева от меня Фан Лин фыркает.
— Если что, — снисходительно-отстраненно произносит он, — это не та игра, где побеждает тот, кто становится выше.
Я мысленно аплодирую его попытке подколоть меня. Неплохо, очень неплохо.
— Тогда, может, сыграем? — оборачиваюсь я к малолетнему нахалу. — Покажете мне мастер-класс.
Фан Лин и девушки отшатываются от меня, как от прокаженного.
— Я сказал что-то не то? — удивляюсь я.
— Вообще-то... — Фан Лин чувствует себя явно неуверенно, — мы...
— Нам запрещено играть в шахматы, — приходит ему на выручку Лиара. —
— Что за чушь? — Кажется, моя левая бровь невольно изгибается. — Запрещено играть в шахматы? Это еще почему?
— Ну как же. — Лиара переглядывается с Элейн. — Эта игра ведь относится к математическим.
Она произнесла это так, словно упоминание математики должно мигом все прояснить.
— Ничего не понимаю. У вас что, запрещена математика и все, что с ней связано?
— Само собой, — подает голос Элейн. — А разве в мирах, где вам довелось побывать, как-то по-другому?
Тут я окончательно теряюсь. Может, это какая-то шутка? Или я вчера что-то прослушал в монологе Конфуция о Тальдее, этом мире? Или я не умею читать между строк, так что слова «двести лет назад у нас произошла гражданская война» мне следовало воспринимать как «только попробуй поделить на ноль»? Кстати, может, война потому и началась, что какой-то умник решил, что законы не для него, и поделил на ноль? Впрочем, все это казалось бы мне куда более забавным, не приговори меня Конфуций к изгнанию. Я вспоминаю, что изначально спускался из своих покоев, чтобы завести с кем-нибудь полезные знакомства. С кем-то кроме Фан Лина, Лиары и Элейн, само собой. С кем-то, чья поддержка мне совсем не помешает.
— Могу я полюбопытствовать, — осторожно начинаю я, пока мужчины расставляют фигуры в начальное положение, — почему в Альянсе Доминионов запрещена математика и... математические игры?
— Потому что математика — ключ к метафизике, — после некоторой паузы отвечает мне Лиара. — А эти знания сакральны и доступны лишь избранным.
Я оторопело хлопаю ресницами. У меня возникает ощущение, как если бы к мозаике, которую я собирал, внезапно добавили еще тысячу кусочков. А то и все две.
— Ключ к чему? — Я понимаю, что рискую показаться полным дураком, но все же переспрашиваю.
Фан Лин, Лиара и Элейн и впрямь смотрят на меня, как на полоумного кретина, по подбородку которого стекает обильная струйка слюны.
— К метафизике, лорд Грэй. — Ситуацию решается взять под контроль Элейн. В отличие от Лиары, она как будто бы даже не пытается меня унизить. Надеюсь, это не потому, что у меня такой вид, словно жизнь и без того меня неслабо обидела. — Вы же...— Она переглядывается с Лиарой. — Разве вы не знаете, что такое метафизика? Вы ведь и сам своего рода... метафизик? Разве нет?
Я заныриваю в чертоги своего разума. Метафизика... Метафизика? Я несколько раз прокручиваю в голове это слово, как будто это может мне помочь. В какой-то момент меня посещает ощущение, что разок-другой за предыдущую жизнь я мог слышать это слово, но не в контексте сакральных знаний и всякого такого. Однако все присутствующие почему-то свято уверены, что я обязан разбираться в этой чертовой метафизике. Как минимум знать, что это такое. Может, это что-то вроде науки?
— Метафизики... это такие ученые? — пробую я.
Губы Фан Лина и Лиары подергиваются в усмешках.
— Ученые? — фыркает Лиара. — Ну, если в ваших мирах ученые способны взаимодействовать с самой тканью реальности, то да, ученые.
Меня словно прошибает током.
— Взаимодействовать с тканью реальности? — Из меня вышел бы отличный выставочный попугай: повторять и переспрашивать я научился превосходно. — Так вы имеете в виду магию?
— Магию? — В беседу подключается один из шахматистов, тот, что пытался заматовать короля двумя конями. — Что вы, любезный лорд. Магия — это чепуха, шарлатанство. А метафизика — это возможность познания природы нашего бытия. И в неопытных руках эти возможности смертельно опасны. Поэтому лишь избранным юношам и девушкам разрешается заниматься математикой и всем, что с ней связано. — Завершив монолог, мужчина проводит пальцами по своей окладистой бороде и добавляет: — Быть может, лорд Грэй хочет сыграть со мной? Не думаю, что вас касаются наши запреты: ведь вам куда больше лет, чем... на вид.
Второго мужчину словно ветром сдувает с кресла. Лиара расплывается в едкой усмешке — уверена, что я пойду на попятную? Ага, конечно.
— С удовольствием... э...
— Хи Лийон, — представляется мужчина, протягивая руку.
Мы обмениваемся рукопожатием, и я сажусь в кресло напротив него. Мне достаются черные, и я замираю в ожидании.
— Ваш ход, лорд Грэй, — через какое-то время произносит Хи Лийон.
Я щурюсь на фигуры, но ничего не меняется. С легким запозданием до меня доходит, что в этом мире черные в шахматах ходят первыми. Впрочем... чему я, собственно, удивляюсь, если здесь желто-зеленая луна, а еще запрещена математика?
Мы начинаем партию. Я хожу пешкой на два хода вперед от короля, и Хи Лийон симметрично выдвигает свою. Краем глаз я вижу, как вокруг нашего столика потихоньку собирается толпа зрителей и слышатся перешептывания. Им всем что, вообще нечем заняться? Если я правильно понял Конфуция, жизнь в этих краях — далеко не сахар. Может, это как раз потому, что местные днями напролет играют в шахматы? Это многое бы объясняло.
Я стремительно развиваю фигуры, в то время как мой противник ходит в основном пешками, выстраивая из них цепи. Прочные на первый взгляд, они замедляют развитие фигур. Я захватываю центр и подрываю цепь Хи Лийона ударом ферзевой пешки. Мой противник все больше хмурится и все чаще почесывает бороду. Кажется, кто-то из наблюдателей принимается записывать нашу партию. Ну, хоть что-то оставлю на память о себе после своего ухода.
Мои фигуры начинают действовать слаженно, словно добротно смазанный механизм на цепях. Коней я забрасываю на ослабленные белые поля, фиксируя пешечную структуру и лишая белые фигуры подвижности. Через несколько ходов позиция моего противника окончательно превращается в труху. Он пытается увести своего короля на ферзевый фланг, но я жертвую коня за две пешки и начинаю плести матовую сеть. Начинается избиение младенцев... впрочем, ненадолго. Через три хода я отвлекаю белого коня жертвой ладьи и ставлю весьма симпатичный мат слоном.