Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!..
Шрифт:
"И никаких "но" - это приказ! Да... и ещё, Уклейкин: токсикоз у тебя там или, пардон, понос, - лично мне до лампочки, но справка от врача для порядка чтоб была! Точка! Будь здоров, не кашляй!.." - и отключил телефон.
Относительно удобоваримое настроение пусть даже и на краткий миг было снизошедшее на Уклейкина после неожиданной помощи друга после звонка шефу, буквально камнем рухнуло в пропасть под невыносимым гнётом вновь вскрывшихся крайне мутных и абсолютно не вменяемых обстоятельств. Кроме того, помимо неожиданно навалившихся на него житейских гадостей, особенно страшила ужасная догадка, которую он всячески
Во-первых, - судорожно перебрав круг своих знакомых, он не нашёл в нём кого-либо кто бы работал в этой тёмной области человеческих знаний и кому можно было бы вполне доверится. Во-вторых, и это главное, - даже если такой специалист был бы, то далеко не факт, что он решился бы на медицинское обследование: а, вдруг, действительно окажется, что он нездоров; и что тогда с этим делать, как жить дальше, будет ли это полноценной жизнью и будет ли тогда вообще возможна жизнь?..
Эти вопросы-сомнения всё мучительнее жгли его метущуюся в лабиринте неизъяснимых перипетий бытия душу и почти не давали покоя сознанию для взвешенного, критического анализа происходящего и целенаправленных действий по возвращению самого себя хотя бы в прежнее, обыденное русло течения жизни. Но Уклейкин, как мог, пытался способствовать этому, памятуя о данной менее суток назад клятве доказать, что он "не кишка тонка".
И при прочих равных, надобно всё-таки отдать Володе должное. По уши, увязнув в каком-то болоте неизъяснимых метаморфоз, он не ретировался, не отступился от поставленной цели, а как мог начал сопротивлялся известным несчастьям. Согласитесь, неведомый читатель, ведь совершенно неизвестно как бы мы с вами повели себя в этой или подобной неординарной ситуации. Не сломались ли бы, прежде всего, - духом, при первом, даже не ударе судьбы по носу, а - только лёгкому щелчку по органу обоняния, дерзко и без гордыни поднятому над смирившимся со своей участью большинством соплеменников.
Всё это чрезвычайно напрягало Уклейкина, и загоняло, как бы, внутрь себя для поиска ответов, тогда как окружающий Мир, словно нарочно не замечая его треволнения и безрезультатные изыскания, ни на ничтожную терцию не переставал присутствовать Вселенной во всём её бесконечном разнообразии:
– Молодой человек!..
– раздался, как будто отдалённо знакомый, женский голос с прижавшихся от зноя вплотную к земле небес, - ...ну как вам не стыдно курить на детской площадке: немедленно убирайтесь отсюда, а то я милицию вызову!
– От неожиданности, помноженной на "милицию" Вова вздрогнул, (в горьких раздумьях он даже и не заметил, что закурил) и, откинув руки, как стапеля ракеты от поникшей головы, медленно поднял оную, обратившись напряжённым, прикрытым всё теми же непроницаемыми черными зеркальными очками, лицом в сторону источника предупреждения.
– Извините меня, пожалуйста, я больше не буду...
–
– смешанной интонацией, но уже сдержанней воскликнула женщина, нежно раскачивая детскую коляску из которой, бережно хранимое её ангельской любовью семимесячное дитя небезуспешно пыталось из бессвязного лопотания выстроить мало-мальски понятную взрослым людям речевую конструкцию типа: "Ма-ма... мы-ла Па-пу".
Вне всяких сомнений это была та самая мамаша, которая часа три назад в Лефортовском парке уже попеняла ему по поводу неуместного курения, и Володя, у которого в самых отделённых уголках души робко забрезжила туманная надежда, глупо улыбаясь, кое-как притушив сигарету о песок и положив её в карман пиджака, неуклюже признался:
– Я... наверное...
– Вы Уклейкин Владимир Николаевич?
– загадочно улыбнулась она в ответ.
– Да, но...
– ошарашенный снайперской точностью вопроса, только и нашёлся, что ответить Володя.
– А где вы прописаны?
– продолжала она, невозмутимо и последовательно, словно утренний следователь, но в противоположность Чугунову, - не в пример приветливым голоском.
– На Красноказарменной 13, квартира 3...
– как на давешнем допросе машинально отвечал Уклейкин, безуспешно пытаясь постигнуть раскалённым пеклом и очередным ребусом мозгом, смысл и причину подобных казённых и совершенно не уместных вопросов, тогда как сердце его, ведомое расцветающей надеждой из интуитивных глубин души, забилось чаще и громче.
– И холостой...
– уже совсем тихо, на секунду задумавшись о чём-то своём выдохнула она, с едва уловимым огоньком в глазах.
– Да...
– почти также беззвучно ответил Володя, глядя на неё преданным взглядом щенка, который уже почуял умопомрачительный запах свежей сахарной косточки и вот-вот получит её из рук любимой хозяйки, и за это - готовый преданно лизать их ей до скончания своего недолгого собачьего века.
– Ну, тогда держите ваш паспорт, молодой человек, и больше не теряйте, а то ведь люди разные бывают...
– и протянула ошарашенному чудом Уклейкину самый главный в России документ, идентифицирующий совершеннолетнего и дееспособного её гражданина во все времена и при всех режимах.
– Вот ...спасибо! огромнейшие, вам спасибо!.. извините, не знаю вашего спасительного имени, а то ведь...
– сбивчиво от нахлынувших чувств искренней благодарности отсыревшим фейерверком начал искрить словами Володя.
– Не за что... вы его в парке выронили, а зовут меня Верой.
– Очень, очень, приятно!.. а меня Володей, - признательно встал он с детской скамейки, окрылённый неожиданным поворотом судьбы в нужную, столь редко ей посещаемую сторону.
– Я знаю...
– хихикнув, вновь улыбнулась она.
– Ах, да, простите, это у меня, наверное... нервное, - сами понимаете... я уже и не знал что делать, в Москве и без паспорта... вы меня так выручили, так выручили...
– продолжал Уклейкин благодарить свою спасительницу как мог.
– И имя у вас чудесное, словно у ангела-спасителя, - Вера!..
– Тише, тише, молодой человек, тут же ребёнок в коляске спит, не дай Бог, разбудите.
– Да, да, конечно, извините, - тут же перешёл он на шёпот.
– Там ещё и деньги какие-то... я не считала, проверьте...