Метаморфозы

Иванов Сергей Иванович

Тут О н отдал приказ Меркурию схватить Психею и доставить на Н ебо и. протянув ей чашу с амброзией, сказал :

– Прими, Психея, стань бессмертной. Пусть никогда Купидон не отлучается из твоих объятий, и да буде т

этот союз на веки веков .

Накрывают свадебный стол . На почё тном ложе возлежал новобрачный, прижав к груди Психею. Подобным же об разом возлежал и Юпитер с Юноной, а за ними – по порядк у и все боги. Чашу с нектаром подавал Юпитеру его кравчий, славный сельский отрок, остальным гостям подносил Либер. Вулкан готовил кушанья, Оры осы пали цветами, Грации окропляли благов о ниями. Музы оглашали воздух пением. Аполлон пел под кифару, Венера в такт музыке плясала в таком сопровождении: Музы пели хором, Сатир играл на флейте, а Пан дул в свирель. Так была передана во власть Купидона Психея, и, когда при шё л срок, у них родилась дочка, которую мы зовё м Наслаждением.

 Так пленной девушке рассказывала выжившая из ума и пьяная старушонка, а я, стоя неподалёку, жалел, что нет при мне табличек и палочки, чтобы записать эту повесть.

Тут вернулись разбойники с добычей, но некоторые из них - ранены. Этих они оставили дома, а сами поспешили возвратиться за частью добычи, припрятанной, по их словам, в пещере. Проглотили второпях обед и, погоняя дубинками, вывели на дорогу меня с лошадью. Утомлённые перевалами и кручами, к вечеру мы добирались до пещеры. Там на нас навьючили поклажи и, не дав передохнуть, погнали обратно, и так торопились, что я, осыпаемый ударами и толчками, свалился на камень, лежавший при дороге. Опять посыпались на меня удары, чтобы я поднялся, хоть я и повредил себе правую голень и левое копыто.

И один из разбойников сказал:

– Долго ли мы будем даром кормить этого осла, который теперь ещё и охромел?

А другой сказал:

– Как только этот проклятый завёлся у нас в доме, нам нет удачи, храбрых то ранят, то убивают.

Ещё другой сказал:

– Как только он поклажу донесёт, я не я буду, если его вниз головой не сброшу, пускай ястребы им питаются.

Пока эти люди так между собой о моей смерти переговаривались, мы добрались до дома. От страха у меня на копытах, словно крылья выросли. Тут, свалив с нас груз и перестав заботиться о нашем благополучии, а также о моей смерти, они вызвали остававшихся в пещере раненых товарищей и поспешили назад, чтобы остаток добычи перенести на руках, так как, по их

словам, им надоела наша медлительность. Меня же охватило беспокойство при мысли о готовящейся мне смерти. И я так раздумывал:

– Ну что, Луций, стоишь, чего ещё худшего ждёшь? Смерть – решена тебе на совете разбойников. Привести это в исполнение не стоит труда: видишь, близко скалы, усеянные камнями, которые в тело тебе вонзятся раньше, чем умрёшь, и раздерут тебя на клочки. Ведь эта твоя магия, дав тебе образ и тяготы осла, не ослиной кожей тебя снабдила, а кожицей, как у пиявки. Что же ты не воспрянешь Духом и не подумаешь, пока ещё возможно, о своём спасении? Пока разбойников нет, всё для бегства складывается благоприятным образом. Или ты боишься присмотра старухи? Лягнуть её разок копытом, даже хромой ногой – вот с ней и покончено! Но к кому направить свой бег, и кто окажет мне гостеприимство? Вот – ослиное рассуждение! Да любой прохожий прихватит с собой средство к передвижению.

Оборвав привязь, которой я был прикреплён, я пустился в бегство. Однако я не смог ускользнуть от глаза старухи. Как только она увидела меня на свободе, то, набравшись дерзости, она ухватилась за привязь и попыталась тащить меня обратно. А я, памятуя о намерении разбойников, не поддаюсь жалости, но, ударив старуху задними ногами, валю на землю. Но она, хоть и распростёртая ниц, всё-таки вцепилась в привязь, так что я протащил её несколько шагов за собой. К тому же она начала звать на подмогу. Но тщетно она поднимала шум, так как никого не было, кто мог бы прийти к ней на помощь, разве только эта пленная девица, которая, прибежав на крики, увидела старушку, повисшую на осле. Тогда она, выхватив у той из рук привязь и сдержав меня щебетаньем, вскочила на меня и побудила к бегу.

Одушевлённый решением бежать и стремлением освободить девицу, к тому же и убеждаемый ударами, которые меня подбадривали, я с лошадиной скоростью застучал по земле копытами, пытаясь даже отвечать ржанием на обращения девушки. Неоднократно даже, повернув шею, будто чтобы почесать спину, я целовал девичьи ноги. Наконец она, вздыхая и обращая к небу лицо, восклинула:

– Боги помогите же, наконец, мне в опасности, а ты, судьба, перестань быть ко мне враждебной! Этих мучений – достаточно, чтобы умилостивить тебя. Ты же, опора моей свободы и спасения, если меня невредимой домой приведёшь и вернёшь родителям и моему жениху, уж я тебя своей благодарностью не оставлю, какой почёт доставлю, какие кушанья предоставлю! Прежде всего, твою гриву, расчесав, моими девичьими драгоценностями украшу. Чёлку же, завив, разделю на две пряди. Хвост, свалявшийся оттого, что его долго не мыли, разглажу. Украшенный золотыми шариками, как небесными звёздами, ты заблестишь, приветствуемый криками толпы. Насыпав в шёлковый мешок миндаля и лакомств, каждый день стану кормить тебя до отвала.

Но, кроме нежной пищи, покоя и блаженства в течение всей жизни, тебе не будет недостатка и в прославлении. Я запечатлею память о моём счастье и Промысле вечным свидетельством и повешу в атриуме дома картину, изображающую моё бегство. И все будут видеть, и в сказках слышать, и палочками учёных в книгах записанную читать историю о том, как "девица царской крови из плена на осле убежала". Ты будешь причислен к древним чудесам, и твой пример заставит поверить и во Фрикса, переплывшего море на баране, и в Дриона, правившего дельфином, и в Европу, возлежавшую на быке. Если правда, что Юпитер мычал, обратившись в быка, может, и в моём осле скрывается лицо человека или лик бога?

Пока девушка несколько раз это повторяла, и свои обеты прерывала частыми вздохами, мы добрались до перекрёстка, откуда, схватив за недоуздок, она старалась повернуть меня направо, где, по её мнению, шла дорога к её родителям. Но я, зная, что разбойники по ней же пошли за остальной добычей, заупрямился и так в своей душе к ней обратился:

– Что делаешь, дева? Что творишь? Зачем спешишь к Орку? Зачем стремишься насильно направить мои шаги? Ведь не только к своей гибели, но и к моей ведёшь ты нас!

Пока мы так тянули в разные стороны и спорили, явились разбойники, нагружённые добычей, и ещё издали, узнав нас при лунном свете, приветствовали смехом.

Один из их числа так обратился к нам:

– Что это вы по этой дороге по ночам шляетесь, не убоявшись в полночь манов и злых духов? Или ты, девица, спешишь увидеться со своими родителями? Но в твоём одиночестве мы будем тебе защитой и к твоим родителям кратчайший путь укажем.

Схватив за привязь, он повернул меня в обратную сторону, не скупясь на удары узловатой палки, которая была у него в руках. Тут я вспомнил, приближаясь к скорой гибели, о боли в копыте и, мотая головой, принялся хромать. Но тот, который меня тащил обратно, воскликнул: