Метка
Шрифт:
– Думаю, тебе тоже известно кое-что о забытых, Леора. Мизинец Оскара щекочет мне пальцы, и я застываю, словно обратившись в глыбу льда.
– Откуда бы мне что-то знать? О чём ты?
– О твоём отце.
– Не понимаю, что ты там себе вообразил… – Старательно запихнув леденящий ужас подальше, я вскакиваю на ноги, едва дыша.
– Не волнуйся так, Леора, ничего страшного, – умиротворяюще говорит Оскар, вставая рядом со мной. – Я ничего не знаю. Просто вижу очевидный ответ на наши вопросы. Книгу твоего отца конфисковали, ты страшно напугана, причина вполне ясна. Признайся мне: твой отец тоже был забытым?
Склонив голову, я прячу лицо в ладонях. Я ничего не сказала,
– Мне очень жаль, Леора… Мне очень жаль… Не открывая лица, рассказываю Оскару, как я увидела папин знак Забвения. Рассказываю всё, ничего не скрывая. Какое удивительное облегчение – наконец-то высказаться. Но это и опасно. Отнимаю наконец ладони от пылающих щёк и заканчиваю признание:
– Мама права: мы видели папину книгу – знака в ней не было. Наверное, его как-то убрали. – При этих словах щека Оскара непроизвольно дёргается, или мне кажется? – Но, если знак не нашли, зачем же конфисковали книгу? Мама говорит, всё будет в порядке, но разве так может быть? Поднимаю взгляд на Оскара, чувствуя, как по скуле катится слезинка. Оскар вытирает мне щёку рукавом пиджака, и я судорожно пытаюсь дышать глубоко и ровно, чтобы не разрыдаться на месте. – Леора… – Теперь Оскар отводит взгляд, словно отыскивая нужные слова в неказистых рисунках ковра. – Я должен кое-что тебе рассказать.
– Что? – переспрашиваю я, хлюпнув носом.
Оскар не сводит глаз с ковра, а мне будто кто-то даёт подзатыльник, и всё становится ясно. Как же я раньше не догадалась? По глупости, наверное.
– Давай, Оскар, выкладывай. Глядя мне прямо в глаза, он произносит:
– Моего отца наказали… ты и так знаешь за что. Он украл лоскут кожи.
Оскар снова умолкает, потирая ладонью лоб. Так и есть. Я знаю каждое слово, которое будет сказано, прежде чем оно прозвучит, и сердце моё замирает от ужаса.
– Та кожа, которую он украл… он украл кожу твоего отца.
Глава двадцать вторая
– Папа, расскажи мне историю, – упрашивала я когда-то. – Расскажи про тебя и маму.
Мама конечно же возражала:
– Хватит, Леора. Ты столько раз это слушала! Но папа улыбался и, лукаво подмигнув, начинал рассказ:
– Леора, ты слышала о любви с первого взгляда? Ты слышала о принце, который отдаёт своё сердце прекрасной деве, едва увидав её? Ты слышала волшебные сказки и легенды о долгой счастливой жизни после свадьбы?
Я только кивала, восторженно глядя на папу. – Так вот, в нашей истории не было ничего подобного, – отвечал папа, а мама прятала улыбку.
Они встретились, когда папа переехал в Сейнтстоун. В то время профессия чтеца была очень уважаемой. Это сейчас к маме приходят дети, потерявшие родителей, и просят отыскать семейные тайны в книгах покойных родственников. Или ревнивцы желают прочесть об изменах возлюбленных. Много лет назад мама работала по контракту на правительство, в её обязанности входило чтение всех переселенцев. Мама выясняла, можно ли им верить, достойны ли они стать новыми гражданами города и получить работу. Она составляла отчёты о знаках, рекомендовала, где и кем стоит работать новым гражданам.
Семейное предание гласит, что мама пришла на чтение папиных знаков в здание мэрии. Папа уже ждал назначенной встречи с чтецом в специальной «голой» комнате. Мама рассказывала, что это была самая
Папа рассказывал, что мама вошла с кипой бумаг в руках, серьёзная и нелюдимая. Ни разу не взглянула ему в лицо, осматривала только рисунки и знаки на теле, не отвечала на папины вопросы и замечания. Мама – истинный профессионал своего дела – не обращала внимания на папины улыбки и лишь читала его знаки, время от времени записывая что-то в блокнот. Потом она попросила папу повернуться, чтобы прочесть знаки на его спине, и в следующее мгновение папа услышал безудержный смех. Мама хохотала и не могла остановиться. По её щекам лились слёзы, она закрывала рот ладонями, но всё смеялась и смеялась. В конце концов в дверь постучали с вопросом, всё ли в порядке. Вошёл другой чтец и, бросив взгляд на папу, умчался прочь, чтобы вернуться через несколько минут с парой трусов, грозно выговаривая папе:
– Незачем раздеваться догола! Как вам такое в голову взбрело?
Вскоре мама успокоилась и продолжила работу, извинившись за неприлично громкий смех.
Слушая окончание папиной истории, мама обычно согласно кивала и улыбалась. В тот первый день они подружились, а вскоре полюбили друг друга и спустя год, вопреки неодобрению маминых родителей, поженились.
Повзрослев, я как-то вспомнила эту историю и подумала, сгорая со стыда, что слушать подобные рассказы о собственных родителях не очень-го прилично. С тех пор я больше не просила рассказать, как встретились мои родители. Сейчас я отдала бы что угодно, лишь бы услышать эту семейную сагу, лишь бы услышать папин голос.
Проснувшись на следующее утро и возвращаясь мыслями к встрече с Оскаром, не могу решить, не приснился ли мне тот разговор в беспокойном сне. Уж лучше бы приснился!
Дрожа от утреннего холода, спускаюсь в пижаме на кухню. Мама опередила меня или не ложилась вовсе. Конечно, она всё знала с самого начала. Когда я рассказала ей вчера о Конноре Дрю, она расплакалась. Впервые за эти дни мне приоткрылась толика маминых сомнений, словно треснул её панцирь неколебимой веры в успех.
Мама сама подходит ко мне и обнимает, и мне приходится осторожно выбираться из кольца её рук, чтобы дотянуться до чашки.
– Я рада, что ты знаешь правду, Леора. – Мама следит за мной затравленным взглядом. – Этот мальчик… Его зовут Оскар? Да? Он рассказал тебе что-нибудь ещё? Ведь Коннор не… ничего не выдал?
– Мама, я рассказала тебе всё, что знаю. Коннор всё ещё под арестом, потому что отказывается говорить. Его тайник так и не нашли. Нельзя сказать, что всё в порядке, но пока что папе ничто не угрожает. Знать они что-то могут, но доказать – нет. Наливаю в чашку воды, пролив несколько капель на деревянную столешницу.
– Мне бы сказали. – Мама говорит едва слышно, скорее, чтобы убедить саму себя, а не сообщить мне недостающие детали. – Да, я уверена: они дали бы мне знать, пойди что-то не так.
Вытираю кухонной тряпочкой капли воды и обнимаю маму, прислушиваясь к её полуразличимому бормотанию.
– Мама, а кто это – они? – спрашиваю я тихонько, всё ещё сжимая в руке мокрую тряпку. Мне не слишком нравится знать, что кому-то ещё кроме Коннора известно о папином знаке. В память мне врезались слова мэра Лонгсайта о том, что Коннор помогал пустым. Но мама лишь молча качает головой.