Метка
Шрифт:
Через высокую арку мы проходим к залам, где собраны экспонаты о нашей истории, книги старинных сказок.
Здесь всё напоминает мне о папе. Словно он здесь, и, стоит присмотреться, я найду его склонившимся над какой-нибудь витриной и услышу: «Леора, иди сюда. Смотри, как интересно».
Папа очень любил этот зал и старые сказки.
– Вот и пришли. Оскар обводит взглядом стеклянные ящики, в которых хранятся наши реликвии, памятники нашего прошлого. Некоторые книги за стёклами открыты, так что можно прочесть отрывки историй нашего города, другие поражают великолепными фигурками ручной работы и иллюстрациями. Все эти
– Почему мы пришли именно сюда? Почитать тебе сказку на ночь? – Оскар заглядывает в другую витрину. – В последний раз я был здесь много лет назад, в далёком детстве. За окнами сгущаются сумерки, а в зале освещены только экспонаты, словно призраки, окружённые серыми тенями.
– Сказки? Ты уверен, что всё это лишь сказки? – недоверчиво спрашиваю я. – Разве не здесь основы нашей истории, нашей веры?
– Полагаю, именно этому нас учили, – хмуро отвечает Оскар, прислонившись к одной из витрин. – «Истории и легенды – наше прошлое. С прошлым мы проживаем настоящее». Так сказано в скрижалях нашего города. Эти слова мы заучивали наизусть ещё в школе.
– Ты так говоришь, будто на самом деле это неправильно.
Кроме нас здесь только ещё один посетитель, в другом конце зала, наш разговор никто не подслушает, даже нечаянно. Не знаю, почему я так разволновалась, мы же просто разговариваем, никакого преступления в этом нет. Или есть?
– Разве можно выбрать – верить в историю или нет? Удачно, что в полутьме не видно, как раскраснелись мои щёки. Я не привыкла спорить, мне никогда не приходилось отстаивать своё мнение. – То есть ты думаешь, что все эти события действительно произошли? – со странной ухмылкой спрашивает Оскар, указывая на экспонаты вокруг – изображения Святого, Белой Ведьмы и других персонажей хорошо известных легенд. В который раз я вижу старинные фолианты, много лет распахнутые на самых интересных страницах, вспоминаю Мел, чья кожа испещрена символами легенд и сказаний, словно воочию вижу статую Святого и в памяти всплывает всё, чему нас учили в школе.
– Конечно, всё это было на самом деле. – В полутьме зала легко быть храброй, отвечать дерзко и вызывающе, когда не видишь выражения лица собеседника. – То есть я хочу сказать, что некоторые истории похожи на сказки, потому что они очень древние. Кое-какие эпизоды выдуманы, это связано с представлениями наших предков о мире. Но в каждой сказке есть большая доля правды. Как будто… – Закрыв глаза, я вспоминаю папины объяснения. – Представь себе цветок: есть красивая верхушка – лепестки, то, что выдумали позже, и есть корень – правда. То, что было на самом деле. – Так странно: когда лицо собеседника видно смутно, кажется, что можно поведать ему все секреты, словно говоришь сама с собой. – Это всем известно.
– Может, и так. – С тихим вздохом Оскар поворачивается к стеклянному ящику с экспонатами легенды о Белой Ведьме. – Когда я был маленьким, эта история наводила на меня ужас. Тогда я ещё верил волшебным сказкам, – говорит он, указывая на изображение Белой Ведьмы, на её леденящее душу призрачное лицо. В соседней витрине разложены другие рисунки, меньшего размера. Прекрасная Мория впервые находит знаки на своей коже, а супруг смотрит на неё в восхищённом изумлении. Пристальный взгляд Белой Ведьмы устремлён вдаль, её кожа ужасна и пуста. Страницы этих книг
– Знаешь, это моя самая любимая история. Моя ладонь лежит рядом с его ладонью, стекло затуманивается от тепла моей кожи.
– Любимая? Почему? – Лицо Оскара так близко. – Не думал, что тебе нравятся ведьмы.
– Откуда ты знаешь, что мне нравится? – Пожалуй, мой голос прозвучал слишком язвительно. – Не важно. Мне просто нравится эта история. Есть в ней что-то утешительное.
– Что в ней может быть утешительного?
– Понимаешь, у Мории появляются на коже знаки, как и обещал её отец, – его предсмертное желание сбывается. Белую Ведьму изгоняют далеко-далеко. Мне нравится, что побеждает хорошая сестра. Оскар гак близко, что я чувствую жар его чела, вдыхаю разгорячённый воздух между нами. От тепла, заполняющего лёгкие, становится не по себе, но мне это даже нравится. Оскар стоит не шевелясь, и я отступаю.
– Побеждает хорошая сестра, – медленно, задумчиво повторяет Оскар. Он отворачивается и делает шаг в сторону, прочь от света витрины, и до меня доносится его тихий вздох.
– В этот зал меня приводил папа. Здесь всё напоминает о нём, – говорю я, словно оправдываясь. Такое чувство, будто я поделилась самой любимой книгой, а мне ответили, что это просто глупая сказка.
– Когда он умер? – спрашивает Оскар, всё так же стоя ко мне спиной.
– Почти три месяца назад. Иногда кажется, будто бы только вчера…
– А иногда, что прошло много лег, – договаривает за меня Оскар.
В ответ я судорожно киваю, не позволяя пролиться слезам.
– Ты знаешь, как это бывает. У тебя тоже кто-то умер?
Тишина всё длится и длится, и я, не в силах подобрать слова, сажусь прямо на пол, упираясь спиной в выставочный шкаф. Последний посетитель ушёл, в зале только мы. Ковер жёсткий, с уродливыми узорами, по которым я вожу указательным пальцем. Забинтованную руку держу на коленях и слушаю, как бьётся в ране моё измученное сердце. Наконец Оскар садится рядом со мной.
– Мама. Она умерла, когда мне было одиннадцать лет. Заболела и умерла. – Он снимает с колена невидимую пылинку. – Мне жаль, что ты потеряла отца.
– Мне жаль, что ты потерял маму, – отвечаю я. В тишине пролетают минуты. Или секунды. Не уследить.
– Что у тебя с рукой? – спрашивает вдруг Оскар.
– Несчастный случай при мытье посуды.
– О-о, это опасное занятие! От кухонной раковины стоит держаться подальше, – с доброй улыбкой отвечает Оскар.
– Я тебя видела. На площади, на церемонии нанесения знака. – Я резко меняю тему и больше не вожу пальцем по ковру.
– Да? – Голос Оскара звучит совершенно спокойно.
– Тот преступник… это был твой отец? – Ну вот, всё сказано.
Оскар со вздохом устраивается поудобнее – вытягивает ноги, упирается затылком в шкаф и переводит блуждающий взгляд на потолок.
– Я всё думал, заметила ты меня тогда или нет. Я тебя видел там, в задних рядах, и узнал. Отец однажды показал мне тебя на улице. Странно. Показал меня на улице? Откуда отец Оскара мог меня знать?
– И да, там был мой отец. Отмеченный знаком Забвения на площади. Забытый. Он всё ещё в тюрьме, его до сих пор не выпустили. – Оскар резко бьёт ладонью по полу. – Вот так. Он умолкает, переводя дыхание, и начинает обводить пальцем узоры на ковре. Его рука подбирается совсем близко к моей.