Метод 2. Обратная сторона любви
Шрифт:
Тем же днем Демин стоял, прижавшись к стене и выглядывая из-за шторы на улицу. В густеющих сумерках взгляд его выхватывал машину с выключенными фарами во дворе. Демин отошел от окна. Он явно нервничал и тер подбородок, в нервах стукнув кулаком в стену, закусил кулак, едва не заплакав, но все-таки, взяв себя в руки, собрался и застегнул молнию на рюкзаке. Он вышел из подъезда панельного дома, рюкзак был за плечами. Демин шел со двора к главной улице. Припаркованная на другой стороне дома неприметная «десятка» с тонировкой тронулась за ним. Демин знал, что за ним следят, но не показывал
– Неувядающая классика! «Преступление и наказание», в твердом переплете, подходим, покупаем! – Демин ошалело посмотрел на продавца и быстро отошел в сторону от прилавка, направляясь к работе.
Когда он зашел в поликлинику, то пошел к раздевалке, чтобы переодеться в форму уборщика. Он шел по коридору, катя уборочную тележку, здороваясь со встречными врачами и санитарами, собирая мусорные пакеты. Выйдя на задний двор клиники, Демин достал из одного мешка свою куртку и надел поверх униформы. Набив карманы пачками денег, которые достал из другого мешка, он сбрасывает мешки в мусорный бак и перелезает через забор клиники.
В этот самый момент Меглин шел по парку, горячечным, больным взглядом бегая по теням в кустах и деревьях, неразборчиво бормоча про себя:
– Эх ты, я же со всей душой к тебе, а ты вон как, нет у тебя сердца, но я докажу, и ты поймешь.
Он выглядел дико, и это читалось во встречных взглядах, но Меглину казалось, что все против него. Странный пенсионер, прогуливающийся с радиоприемником у уха, роющийся в мусоре алкаш, обдолбанные подростки. Взрыв гогота от пьяной компании молодежи между деревьями. Дым коромыслом, пивные банки – в паре метров от них коляска с полугодовалым малышом. Есеня не видела, что происходило. Она выжидающе посмотрела на Самарина, который вернул Есене блокнот.
– Как он говорит? Четко или сбивчиво?
– Четко. Каждое слово выговаривает.
– Он знает, что вы покажете это мне. Или кому-то вроде. Поэтому работает под запись. Заранее продумывает разговор. Записывает, возможно. Все, что он говорит вам, – манипуляция и ложь.
– Как его поймать?
– Меня спрашиваете? Знал бы, стал бы следователем. Как вы. Всегда мечтал. – Самарин рассмеялся.
– За чем дело стало?
– Нет во мне крутизны. Он нарцисс, уверенный в своей неуязвимости. Он будет играть с вами, раз за разом доказывая превосходство.
– Как мне вычислить его?
– Не спорьте с ним. Пусть больше говорит. Рано или поздно он проколется. Не к вам?
Есеня обернулась, и лицо ее поменялось. Коротко простившись кивком с Самариным, она пошла к Меглину.
– Как ты вышел? – Она смотрит с яростью на Меглина.
– Ты не понимаешь? Их всех надо убить, чтоб видели! Рисунки!.. Надо смотреть рисунки!
– Родион, кто это?!
Меглин только сейчас посмотрел вниз и увидел в своих руках коляску и младенца в ней. Паника в его глазах, он сам не понял, когда и где его взял. Самарин, проводив взглядом Есеню, катившую коляску обратно по дорожке, неразборчиво ругаясь с Меглиным,
– Утки, которых кормят хлебом, перестают добывать пищу и умирают. Вы их убиваете сейчас. Хорошего вечера.
Улыбки сползли с лиц влюбленных, и Самарин не спеша ушел. Есеня достала телефон и набрала знакомый номер.
Софья Зиновьевна, в очках и с красной ручкой в руке, проверяла тетради, перекладывая из одной стопки в другую. Звонок мобильного телефона оторвал ее, это была Есеня.
– Не поверишь, Есеня, о тебе думала.
– Да? В какой связи? – Есеня удивленно поднимает бровь.
– Сочинения проверяю, тема «Сильные женщины в русской литературе».
– А есть там? Сильные женщины?
– Все. До единой. Мужчины слабые. Мучаются. Рефлексируют. Ноют, одним словом. А женщины действуют поэтому, что им остается?
Чуть позже в ангаре Меглина Есеня прощалась с Софьей Зиновьевной.
– Мне правда неудобно.
– Иди, все нормально. Я двенадцать классов выпустила, там такие были… Каждый вечер не обещаю, но вторник, среда, пятница – твои. И суббота первая половина.
– Спасибо. Родион… – Есеня хотела что-то еще сказать, но Софья Зиновьевна подтолкнула ее к выходу, помахав рукой – иди, мол. Меглин, пристегнутый наручниками к кровати, глядя в окно, мелко трясется, тихо говоря сам с собой:
– Голова болит, болит, болит, болит, болит. Я водитель, по трассе сто двадцать, сто тридцать нормально езжу, тьфу-тьфу, смерть сестра моя. У меня проблемы, это у вас проблемы, раскручивайте, крутите педаль!..
– Здравствуй, Родя!..
Родион, всклокоченный, посмотрел на нее напряженно и, не ответив, снова перевел взгляд за окно. Софья Зиновьевна села напротив Меглина. Они долго смотрели друг на друга. Он – напряженно, она – спокойно. Они как будто договаривались о дальнейших отношениях, и Меглин первым разбил лед молчания вопросом:
– До и после полуночи – программа центрального наблюдения!
– Как скажешь, Родя.
Он с некоторым облегчением кивнул. Своя. Софья Зиновьевна отстегнула наручники. Меглин потер запястья и снова лег.
Есеня зашла домой и увидела на столе в кухне нетронутый ужин и вино. Возле одной из тарелок стояла фотография Жени, с которой он нагловато улыбался. Рядом записка: «Мой заместитель на случай важных переговоров». Есеня улыбнулась и прошлась по комнатам. В детской кроватка оказалась пуста. Есеня пошла к спальне и увидела, что Женя заснул, укачивая дочь. Они спали рядом. Есеня, не раздеваясь, легла рядом и обняла Женю. Тот, не открывая глаз, ответил ей взаимностью. Девушка улыбнулась.
В ангаре Меглин спал в углу, Софья Зиновьевна на кровати, на глазах у нее была повязка-очки. По ангару раздавался тихий храп. Вдруг тишину разбил удар камешком в окно. Меглин встал и, согнувшись, пробрался к окну. Подумав, что ему показалось, выглянув, он открыл дверь. На пороге стоял мальчик. Меглин посмотрел на него с напряженным ожиданием, почти с испугом.
– Привет, Меглин! Пустишь?
Не дождавшись ответа, мальчик прошел мимо него в ангар. Он сел напротив Меглина и тихо сказал: