Метро 2033: Гонка по кругу
Шрифт:
Вот и сейчас ганзейский босс, сидя в удобном мягком кресле и барабаня холеными пальцами по прозрачной столешнице, наблюдал за снующими по миниатюрным коридорчикам из оргстекла голыми землекопами и размышлял, какие плюсы можно извлечь из сложившейся ситуации. Сзади, за левым плечом, стоял секретарь.
– Значит, они сумели пройти сквозь глаберов и уничтожить группу Алексея Грабова, – задумчиво произнес Главный менеджер. – Жалко зверушек, мутантиков ведь не один год растили…
– Этого не смогли даже проклятые коммунисты с Красной Линии, – заметил секретарь.
– Еще бы, ведь мы подсунули им фальшивый крем, –
Мужчина в клетчатом пиджаке, с лицом, чем-то напоминающим морду очень умного сурка, застенчиво улыбнулся, но ответил не без гордости:
– Я всего лишь скромный советник при гениальном руководителе.
– Ну да… ну да… – как бы нехотя согласился ганзейский босс. – Вы расшифровали бредни шпионов Полиса? Что там агент Спица прислал этому чудаку, Верховному Хранителю Книг?
– Разумеется, – сказал секретарь, – глупцы из Полиса полагают, что, общаясь по телефону на санскрите с элементами эзопова языка, они могут скрыть от нас смысл своих сообщений.
– И что там?
– Очевидно, Верховный Хранитель считает некоего Кухулина, прибывшего из-за МКАДа, избранным и желает использовать его в своих гнусных целях.
– А что думаете вы? – спросил Главный менеджер.
– Я не считаю, что он избранный, его ведь никто не избирал, – секретарь хитро улыбнулся. – Но, полагаю, пришелец определенно обладает сверхспособностями и может нам пригодиться. Сейчас он с группой направляется в сторону Полиса через станцию-призрак, через Полянку. Прикажете послать спецназ?
– Ни в коем случае, – сказал ганзейский босс, – с ними нужно по-другому. Никаких кнутов, только пряники… только пряники… да…
– Предложить им гражданство Кольцевой линии? – с сомнением произнес человек с лицом сурка. – Если они не захотели заканчивать Игры, отказались от победы, то вряд ли их искусят какие-либо преференции.
– А было бы здорово… – Главный менеджер мечтательно сощурился. – Только представьте, господин секретарь: команда Четвертого Рейха, выигравшая Пятые Ганзейские игры, просит политического убежища у Содружества Станций Кольцевой линии. Это прогремело бы на все метро.
– Была бы неплохая, так сказать, пиар-акция, – согласился секретарь, – но нам доложили, что Фольгер, Кухулин и эта… девчушка… запамятовал имя, участвовали на стороне Четвертого Рейха по подложным документам.
– Да плевать, если честно. Истинно то, что преподносится как истина. Мне ли вам объяснять эти примитивные истины, простите за каламбур, – ганзейский босс, бросив покровительственный взгляд на ползающих в макете Московского метрополитена слепых грызунов, поднялся из-за стола. – Говорите, этого Кухулина никто не избирал? Что ж, так давайте мы изберем его, сделаем своим.
– Вы хотите… – на лице секретаря нарисовалось сомнение, – лично встретиться с тем, кто называется Кухулином? На Полянке?
– А почему бы нет, – сказал Главный менеджер. – Бункер наш совсем недалеко, по спецлинии да на скоростной дрезине я мигом окажусь на станции-призраке.
– Осмелюсь заметить, – настороженно произнес человек-сурок, – это весьма опасно. Полянка славится ментальными и парапсихическими аномалиями…
– Я в
Секретарь только пожал плечами и, помолчав секунду, сказал:
– Ну, хотя бы пару охранников с собой возьмете?
Главный менеджер согласно кивнул и спешно покинул зал заседаний.
Феликс Фольгер, Кухулин и Ленора медленно продвигались вдоль заброшенной станции. Абсолютная тьма, разрезаемая блеклыми лучами фонарей, давила с непривычной тяжестью, а гнетущая тишина даже у сверххладнокровного Кухулина вызывала лишь одно желание – закричать. Трудно было понять, отчего у путников выворачивает нутро: ведь ничего здесь нет, если не считать мусора, разбросанного меж грязных пилонов. А может, именно совместное присутствие равнодушной мглы и вопиющего безмолвия превращало станцию-призрак в диковинный замкнутый мирок, живущий по собственным законам и заставляющий случайных путников беспокойно оглядываться по сторонам.
Фольгер предупредил своих товарищей, что Полянка особое и, пожалуй, самое загадочное место во всем метрополитене. Здесь даже с психологически устойчивыми людьми порой происходили странные и нелепые вещи. Иные садисты и развратники после посещения станции-призрака превращались в раскаявшихся грешников и святых, несущих проповедь Света и Любви среди людей, чья кровь давно уже была отравлена Тьмой и Ненавистью. Другие сходили с ума, не выдержав ужаса содеянного, третьи встречались с чем-то таким, что давало им подсказку, как решить сложную жизненную дилемму. Но в любом случае каждый встречал здесь нечто свое, и никогда видения на Полянке не повторялись. Впрочем, попадались и те, кто ничего не чувствовал, не слышал посторонних звуков, не видел бестелесных призраков, не ощущал непонятных запахов. Они просто проходили мимо по своим делам и удивлялись, почему такую замечательную станцию не облюбовали не то что люди, но даже крысы.
– На платформу не поднимаемся, идем вперед и ни на что не обращаем внимания, тут глюк только так можно схватить, – шепнул Фольгер своим спутникам, когда они покинули перегон.
Однако бдительный проводник первым же и попался в сети станции-призрака. Уже в самом конце, когда большая часть пути была преодолена, Феликс услышал звонкий смех. И этот смех принадлежал Еве. Фольгер отчетливо понимал, что его посетили звуковые галлюцинации, что труп сестры гауляйтера, подобранный ганзейскими рабочими, хранится в каком-нибудь станционном морге и ждет захоронения, но ничего с собой поделать не мог.
– Я сейчас, – прошептал он, запрыгнул на платформу и исчез во тьме.
– Я с тобой! – откликнулась Ленора и рванулась за своим новым другом, но Кухулин ее удержал:
– Погоди, львенок.
– Не трогай меня, – резко огрызнулась девушка, попытавшись отдернуть руку.
Кухулин ничего не ответил, лишь сощурился и мгновение спустя отпустил жену. Ленора, оказавшись на платформе, так же, как и Фольгер, была поглощена темнотой и безмолвием. Суператор остался один. Интуиция подсказывала ему не препятствовать товарищам. Каждый должен разбираться со своими кошмарами наедине, ибо если не желаешь впускать постороннего в свой внутренний мир, никто и никогда тебе не поможет, а если и пожелает помочь, то сделает только хуже.