Метро 2033. Отступник
Шрифт:
– Еще бы, – с воодушевлением проговорил Артур. – Баранина по сравнению с ним фуфлыжный отстой.
– А вот если ты, – глаза Яна превратились в насмешливые щелочки, – узнаешь, что зурелан, это такая огромная тварь, похожая на длинную рыбину с восемью щупальцами. Что ты мне на это ответишь?
– Что? – лицо наследника сделалось каменным.
– Дай-ка угадаю, вы их называете морскими гидрами, – Заквасский засмеялся.
Мгновение спустя, Артур, закрыв обеими руками рот, с вытаращенными глазами сиганул к кустам.
– И вот кто ответит: разве еда и блевота – это одно и то же? – развел
Среди подростков послышалось хихиканье.
Олега тоже замутило, к горлу подошла горечь, но сидящая рядом с ним Каур будто невзначай прижалась к плечу юноши, и это прикосновение подействовало магическим образом: тошнота отступила.
«Я теперь нуклеар, – решил он, – значит, если они едят гидр, то я тоже буду! Тем более, что это не гидры, а зуреланы…»
На Аню слова шамана вообще не подействовали. Быть может, оттого, что, увидев в каком плачевном положении оказался ее муж, она звонко расхохоталась, захлопав в ладоши.
– А можно мне еще кусочек? – сказала девушка, отсмеявшись.
Аня закричала и проснулась. В окно пробивался сероватый сумрак, светало, и скоро должно было взойти солнце. Тяжело дыша, стерев со лба холодную испарину, девушка прислушалась: близкий шум прибоя и далекие крики чаек успокаивали и заставили обрадоваться: как только она заявила о твердой решимости остаться в Таганроге, ее переселили из холодного затхлого подвала в хижину на берегу моря.
Так что же случилось? По-видимому, ей просто что-то приснилось… Аня села, потерла глаза и попыталась вспомнить кошмар. Кажется, она шла босиком по острым камешкам, перемешанным с битым стеклом, из истерзанных ступней сочилась кровь, это было страшно, хотя почему-то не больно, зато чувство беззащитности пугало намного сильнее, чем острый гравий. Потом, на глаза вдруг попалась куча сандалий, но, будто не заметив обувь, дрожа, девушка прошла мимо, и увидела белый монумент, под которым черными буквами было написано: GARIBALDI. Превозмогая страх, она протянула пальцы к холодной щеке.
– Ответь, Иноземец, что ждет меня?
Бородач гордо безмолвствовал.
– Не молчи! Дай мне ответ, что будет? Говори! – она коснулась лица мужчины, и вот тут стало по-настоящему страшно: кожа задымилась и почернела, как от ожога…
– Давай же, скажи что-нибудь! – Аня задыхалась от обиды и гнева. – За что ты меня так ненавидишь, Иноземец?
Изваяние шевельнулось. Голова бородача повернулась в сторону смутьянки, глаза его сверкнули призрачным зеленым светом, и громовой голос изрек:
– Le false speranze alimentano il dolore! [2]
– Нет! Я не об этом тебя просила!
– Le false speranze alimentano il dolore!
– Замолчи! – оглушенная, она упала на колени. – Ничего не говори! Пожалуйста, не надо!
Мир разлетелся на миллионы брызг, и девушка, замерев от ужаса, провалилась в черную пропасть без дна и, уже просыпаясь, слышала, как ей вслед гремело:
– Le false speranze alimentano il dolore!
Как перевести эти слова Аня не знала, в памяти еще бродили обрывки видений, с каждой минутой становясь все более расплывчатыми. Судорожно повернув руку, она всмотрелась
2
Ложные надежды питают боль (итал.).
Она передернула плечами, прогоняя мурашки страха, поднялась и, толкнув незапертую дверь, вышла из хижины. Несмотря на раннее утро, ветерок принес тепло. Огромный шар солнца на треть высунулся из-за горизонта, и к ее ногам побежала дорожка, мерцающая пурпурными искорками. Грузные облака, подбитые кровавым багрянцем, жались к туманному горизонту. Высоко над морем парила какая-то большая птица или птеродактиль.
Ранний час не был помехой для нуклеаров: целая компания соревновалась в стрельбе из лука. Они целились в полусгнившее дерево, торчащее из песка. Аня, сощурившись, присмотрелась, заметила среди лучников Каур.
«Чертова ведьма!»
Вчера Аня набралась решимости улучить минутку, чтобы поговорить с Олегом, ведь всегда кто-нибудь да мешал, но опять все пошло не так: темнокожая мутантка постоянно ошивалась вокруг него. Сперва держала его за руку, позже, возле огня, вообще самым бесстыжим образом жалась к парню. Когда костер догорел, то к Ане подошли двое нуклеаров, чтобы проводить в отведенный для ночлега домик; куда делся Олег, она не углядела, а спрашивать постеснялась.
Покусывая обветренные губы, Аня побрела по пляжу в сторону стрелков, решая, броситься ли с кулаками сразу или подождать, как будет развиваться ситуация.
– Здравствуй, Анна дочь Павла, – сказала Каур, посмотрев на соперницу спокойным открытым взглядом, и, как обычно, улыбаясь лишь краешком губ.
– Привет, – буркнула Аня.
Рядом с мулаткой, в окружении трех молодых людей стояла высокая худенькая девушка, с необыкновенно белой кожей, длинными серебристыми волосами и неестественно светлыми, почти прозрачными глазами. Таких Аня еще не видела, и невольно даже залюбовалась экзотической красотой этой пары, которая словно воплощала в себе День и Ночь.
– Здравствуй, меня зовут Илья, – дружелюбно кивая, проговорил низкорослый паренек. – А это Ромул, Витя и Ника.
Юноши поздоровались, а среброволосая нуклеарка улыбнулась и прошептала скороговоркой:
– Мне пора. Солнце встает. Спасибо за уроки и за то, что пожертвовали частью ночного бодрствования ради меня.
– Я тебя провожу, – поспешно проговорил Витя, русоволосый жилистый парень лет шестнадцати.
– Что за уроки? – спросила Аня, когда бледнокожая и ее ухажер скрылись из виду.
– Уроки стрельбы, – ответил Илья, – Нике тяжело, у нее ночное зрение плохое, а днем кожа быстро сгорает на солнце, она же альбинос, вот и приходится днем прятаться в интернате.
– Где? – изумилась Аня.
– Ну, в интернате… Это дом, где ухаживают за больными, кого не может вылечить даже шаман… Там они и живут все вместе, – заморгал паренек. – Вождь говорит, что это наследие прошлого мира.
– И у вас таких много?
– Одиннадцать.
– Вот, значит, как, – произнесла Аня тихо, раздумывая, стал бы кто-то в Лакедемоне возиться с безнадежно больными людьми.