Метрополис. Индийская гробница(Романы)
Шрифт:
Я знаю это, Нинон. Я и не хочу сделать тебя святой. Я хочу лишь облик святости. Ты должна походить на сестру, как одна капля воды на другую, но в тебе маленькая святая должна обратиться в великую грешницу.
Он подошел к девушке и посмотрел ей прямо в глаза, которые широко открылись перед ним — дерзкие и холодные.
— Я думаю, что ты зла, что тебе весело и приятно творить зло. Или тебе не забавно губить людей? Когда ты лежишь и мечтаешь — не тянешься ты разве за жестокой, разрушительной властью? Когда ты рассматриваешь свое прекрасное тело —
— Что знаешь ты о моих снах? — спросила девушка с пересохшим ртом.
— Несомненно слишком мало, — ответил Ротванг и улыбнулся. — Но достаточно, чтобы понять, каким чудесным инструментом ты будешь в руках человека, который, как и ты, делает злое. Мы заключим с тобою договор, Нинон. Ты должна быть моим инструментом, ты должна быть безусловно послушна, но лишь мне одному. И я обещаю тебе, что немало злых твоих снов сбудется наяву. Правда, я не могу обещать тебе весь мир. Но Метрополис — исполинский город, и, думаю, тебе будет заманчиво взволновать его, выбить его из колеи — одной лишь своей бесстыдной улыбкой, созданной, чтобы сводить людей с ума.
Ротванг замолчал и внимательно посмотрел на девушку, которая кусала свои накрашенные губы.
— Ну? — спросил он.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Я хотела бы иметь время подумать, — сказала она неспокойно.
— Это невозможно! Да или нет?
— Я собственно даже не знаю точно, о чем идёт дело.
— Об осуществлении твоих злых и смелых снов, Нинон.
Она с недоверием наблюдала за его улыбкой.
— А что получу я, если соглашусь? — спросила она наконец.
— Это будет зависеть от тебя… Пока — уверенность, что я не скажу Гроту, твоему отцу, что сталось с его «птичкой» Нинон.
Молодая девушка провела рукою по лбу.
— Я согласна, — произнесла она надломленным голосом.
— Браво, Нинон! Значит, нам остается только сговориться с уважаемым господином Сентябрем… Заметь себе, Нинон, что это я покупаю тебя у него.
— Я замечу это себе, — ответила Нинон. — Я непременно замечу это.
Фредер и Мария сговорились встретиться в старой церкви. Но Мария не приходила.
Фредер терпеливо, хоть и удивлённо, ждал. Он ждал долго, долго, и старые башенные часы равнодушно отбивали время.
— Почему оставила ты меня одного? — спрашивало его сердце.
Уже начиналась служба. В церковь устремились потоки людей. И Фредер боролся с безумным желанием спросить каждого из этих людей, не знает ли он, где Мария и почему она заставила его напрасно ожидать ее.
Но единственный человек, который мог бы ответить ему, стоял в это самое время перед Мариею и пробовал пробудить ее от оцепенения, в которое она впала после долгого беспамятства.
Ротванг наклонился над нею, её сходство с Гелль глубоко волновало его.
— Если ты не хотела уйти со мною, Мария, — сказал
Мария не двигалась. Ротванг хмуро усмехнулся.
— Ты осмелилась вступить в опасную борьбу, — продолжал он, — в борьбу с Джо Фредерсеном за его сына. Что сделала бы ты, дитя, если бы Джо Фредерсен пришел к тебе и сказал: «Отдай мне моего сына?»
Мария не двигалась.
— Он, быть может, спросит тебя: «Что тебе мой сын?» Если ты умна, ты ответишь ему: «То же, что тебе». И он заплатит тебе. Он не постоит за ценою, потому что у Джо Фредерсена один лишь сын…
Мария не двигалась.
— Земля велика. Мир красив. Его отец ушлет его далеко, и Фредер забудет тебя…
Мария не двигалась, но по её бледным губам скользнула улыбка.
Ротванг увидел эту улыбку.
— Откуда у тебя эта святая уверенность? Или ты думаешь, что тебя первую любит Фредер? Ты забыла Дом Сыновей, Мария? Там много женщин, много маленьких, нежных женщин, которые могли бы рассказать тебе о любви Фредера… Когда сын Джо Фредерсена будет праздновать свою свадьбу, это будет праздником для всего Метрополиса. Когда? Это решит Джо Фредерсен. С кем? Это решит Джо Фредерсен. Но ты не будешь его невестой, Мария, потому что в день своей свадьбы сын Джо Фредерсена давно забудет тебя.
— Никогда, — сказала Мария. — никогда, никогда.
И слезы великой нежности показались на её глазах. Она улыбалась.
Ротванг встал и отбросил стул.
— Откуда у тебя эта улыбка? — спросил он сдавленным голосом. И протянул свои руки к девушке.
Она хотела убежать от него, но он поймал ее и держал. Она отбивалась, как безумная.
— Фредер! — кричала она, — Фредер! Фредер!
И её отчаянный крик достиг ушей Фредера, который вышел из церкви и проходил мимо дома Ротванга.
Фредер застыл. Ему показалось, что он сходить с ума. Затем он быстро подошел к двери, ведущей к Ротвангу.
Он постучал кулаком.
В доме ничего не двигалось.
Он стал трясти дверь.
Она не поддавалась.
С налитыми кровью глазами он навалился на дверь своими сильными плечами, но в ту же секунду, она сама широко и бесшумно растворилась, открыв ему путь в дом.
И он бросился туда, он слепо бросился вперед. Дверь захлопнулась за ним. Он стоял в полной тьме. Он звал. Ему не отвечали. Он ничего не видел. Он нащупывал стены… ступеньки лестницы… Он взбирался наверх.
Внезапно — он остановился, как вкопанный — он ясно услышал звук: плач смертельно опечаленной женщины.
— Мария!
Фредер бросился вперед с удвоенной энергией. Он был уже наверху. Он раскрывал одну дверь за другой. Но нигде не было ни одного человека, ни одного живого существа. Обежав ряд комнат, он снова очутился на той же лестнице и спустился вниз, не зная зачем. Тупой страх гнал его вперед, жгучая, нестерпимая мука.
Когда он был уже внизу, он увидел в темноте коридора человека.