Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Квакин Андрей Владимирович

Весь октябрь я отдыхал в Кисловодске, откуда проехал морем в Крым при великолепной, тихой погоде. Был по несколько дней в Ялте, Севастополе, Симферополе, в Байдарской долине и по дороге завернул на денек к А. М. [Горькому], проживающему тоже на отдыхе на берегу моря, спустившись туда от Байдарских Ворот. Он опять завел речь о Вас и Сетницком: вашу новую книгу он получил и спрашивал, не читал ли я ее. Спрашивал еще о Гусеве-Оренбургском. У меня усилилось впечатление, что старик не прочь собрать литературных возвращенцев. Совсем недавно возвратился из Европы Анатолий Каменский и уже где-то работает, но я еще не видел его. Видел и свой старый дом в Байдарской долине и решил от него отказаться в пользу школьного ведомства, убедившись, что он необходим для интерната местной сельской школы.

Во время моего путешествия по внезапному приказу Кагановича нам экстренно отвели квартиру, и жена моя переехала из гостиницы еще 2-го ноября: именно из-за этих соображений она отказалась от уже полученной путевки и не сопутствовала мне. Я нашел ее в хорошей, большой квартире из трех или даже четырех комнат, если считать огромную столовую, разделенную аркой, за две комнаты. Московские знакомцы только «ахают», глядя на такую квартиру, называя ее «колоссом» и даже «капиталом». Расположение комнат напоминает нашу харбинскую квартиру, но площадь больше. Адрес: Москва, 28, Покровка, Хохловский переулок,

д.13а, третий подъезд, второй этаж, кв.32. Если Вы помните Покровку, то, конечно, представляете, что мы живем в центральной части Москвы. Квартира только что отремонтирована, и переборки еще сыроваты, но надеемся, что дней через 10 квартира будет сухой. Мое длинное отступление по квартирному вопросу Вы поймете и извините, когда убедитесь воочию до чего колоссален и трагичен этот вопрос в Москве. Есть люди, живущие здесь по 10 лет без комнаты и даже без угла. С Ешмановым видеться еще не приходилось, так как я все время в разъездах, но зато недавно встретился в Сочи на улице – знаете с кем? С Дьяконовым и его супругой. По-видимому, у Вас действительно шапочный разбор. Я завален работой. Печатаюсь одновременно в трех-четырех журналах. В начале декабря, вероятно, выйдет первый том сочинений. Шлю привет Наталии Сергеевне и детям Вашим. Поклон Н. А. Сетницкому и дяде Жене. Погода здесь в ноябре прекрасная.

Моя жена кланяется вам всем. Говорит, что когда скопится «материал», то напишет длинное письмо. Она здесь совсем обленилась и ничего не хочет делать кроме чтения книжек и хождения по музеям: нашла хорошую прислугу – немку. Тоскует о веселом песике – Генро. Собирается купить рояль. Обуржуазилась.

Ваш Скиталец.

P. S. Во всех виденных мной городах – Самаре, Нижнем, Кисловодске, Сочи, в Крыму – идет колоссальное строительство – параллельно Москве. Везде масса интересного. В следующий раз напишу подробнее, а теперь извиняюсь за малосодержательное письмо. Пишу на бивуаке: еще работают в квартире столяры» [401] .

401

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Ustrialov N. V. Box 1. Folder 1. 6.

Возможно, что данная переписка во многом окончательно предопределила переезд Н. В. Устрялова в СССР.

Невозвращенцы и антибольшевики о «Смене вех»

Сегодня для исследователей стали доступными документы, которые позволяют с определенными оговорками говорить о том, что поиск аттрактора в условиях после Гражданской войны в России проводили представители самых разных политических и общественных сил. В осознании массовой ответственности за общество интеллигенция пытается если и не публично, то в конфиденциальной переписке вести поиск в некотором логическом поле между конфронтацией и последовательным диалогом. И данный поиск затрагивал, как теперь оказывается, даже тех представителей интеллигенции, которые никогда не могли быть даже заподозрены в согласии на конформизм с советской властью. Так, во многом с основополагающими идеями сборника «Смена вех» (Прага, 1921) о вынужденном соглашении с большевиками с целью возрождения России совпадают рассуждения в переписке бывших российских послов В. А. Маклакова и Б. А. Бахметева [402] . Уже в письме от 30 августа 1921 г. Маклаков сделал упор на опасность непримиримого антибольшевизма: «До сих пор не исключена возможность, что Россия как великая мировая держава не погибла вместе с революцией, не погибла надолго или даже навсегда. Пока мы отправимся от беды, пока еще не обнаружилось, что революция вышла на пользу, требовать преклонения перед ней могут только те, кто понимает, что критика этой революции есть их собственное осуждение.

402

Данные материалы впервые были опубликованы мною: Квакин А. В. «Наступило время компромиссов и эволюций…»: Переписка В. А. Маклакова и Б. А. Бахметева о новом лице русского либерализма начала 1920-х годов / / Источник. Документы русской истории. 2001. № 1. С. 25–45; Он же. Б. А. Бахметев – В. А. Маклакову: «Я завидую Ключникову». (Переписка Б. А. Бахметева и В. А. Маклакова о новом лице русского либерализма начала 1920-х гг. в архивном собрании Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета США) / / Клио. Журнал для ученых. 2001. № 1 (13). С. 214–235; № 2 (14). С. 195–215. Рукопись данной работы была уже готова к печати, когда в издательстве «РОСПЭН» была опубликована большая часть переписки В. А. Маклакова и Б. А. Бахметева: «Совершенно лично и доверительно!»: Б. А. Бахметев – В. А. Маклаков: Переписка 1919–1951 гг.: В 3 т. М.; Стэнфорд, 2001–2003.

Если бы я был честолюбив и не мирился с тем, что не могу действовать, я, может быть, нашел бы позицию, на которой мог бы стоять. Но я не честолюбив, но зато думаю, что каждый из нас имеет свой облик, идею, которую он отражает. Если он этой идее служить не может, то за другую ему лучше не браться. Для нее найдутся другие. У меня была политическая идея, которую я выражал с самого выступления на этом поприще. Юношеское увлечение революцией сменилось у меня глубоким отвращением к ней, вернее, боязнью революции. Я был убежден, что она придет, если мы пойдем той же дорогой, и ждал ее с трепетом и ужасом; она представлялась мне одновременно и разложением общества, о котором так хорошо писал Тэн, торжеством «черни» и «черных» инстинктов, и пушкинским русским бунтом беспощадным и бессмысленным. И за этой революцией я предвидел эпоху реакции, неизбежной и заслуженной. Вся моя политическая деятельность сводилась поэтому не к борьбе против власти, а к влиянию на власть, к желанию толкать ее на путь эволюции, на путь необходимых реформ, к тому, что Струве назвал в одной из своих статей «оздоровлением власти». В этом отношении я был, безусловно, последователен. От этого признания убеждал меня в частной беседе сам Милюков. Прибавлю, что такая позиция была мало обычна среди наших политических партий. У нас принято либо колебать саму власть, как врага, либо ее оправдывать и защищать от нападок…

И когда я Вам писал о необходимости соглашательства с большевиками, ибо только оттуда может что-то выйти, моя позиция слагалась из разных мотивов: и понимание момента, и презрение ко всем антибольшевистским силам, которые обнаружили такую бездарность, и мысль, что нет иной дороги; но, может быть, инстинктивно меня толкала на эту дорогу и моя старая позиция, которая всегда заставляла меня обращаться к власти, хотеть эволюции, не революции. Я писал, что об этих мнениях нельзя говорить вслух, ибо это вносит смуту в умы. Теперь скажу больше. Когда я для себе по совести ставлю вопрос, мог ли бы я занять серьезно эту позицию, стать лидером тех, кто в настоящее время говорит о соглашательстве,

как Гредескул, Ольденбург в России, Путилов здесь и т. д.; когда я ставлю себе этот вопрос, то говорю: нет, я такую позицию занять не могу; это для меня невозможно по моральным причинам, даже если я поверю, что полезно для России сотрудничать с Лениным, Троцким и другими, то я все-таки сотрудничать с ними не стану и не смогу. Пусть мой ум скажет, что это нужно, пусть это делают другие, я осуждать их не стану; но самому подать большевикам руку и им простить то, что они сделали с Россией, я не могу. Я предпочту не вернуться в Россию, чем ехать мириться с большевиками, принять их амнистию. Этого я не могу, но не вижу пока и никакого пути, которым я мог бы активно с ними бороться. Белое движение кончилось, да я и потерял веру в них. Савинковская деятельность мне тоже морально противна, как всякое переодевание, лганье и подпольщина. Он во многом меня с собой помирил; он ведет свое дело умно и может талантливо; сейчас он полезен. Но я не мыслю себя рядом с ним, в его организации. Мне там нет места. Если бы я не был прикован к своему посту, я сейчас сознательно бы отошел от политики.

Пока я здесь, я изображаю эмблему и наблюдаю; но действовать я не могу, ибо, надо ли мне Вам доказывать, что как ни осуждаю я Милюкова, и Львова, и Учредилку, и Земгор, все эти отрыжки той позиции, когда мы все были оппозицией, то я еще дальше от тех, кто с ними со всеми борются во имя старого, кто, так же как и оппозиция, в своих грехах не повинился и их не сознал; что если я считаю, что Львов и Милюков своей бездарностью погубили Россию, то, конечно, вместе с ними еще больше, чем они, погубили ее те, кто им предшествовал. Только издалека, притом там, где этого не ждешь, встречаю я среди политических деятелей лица, с которыми и я могу говорить без досады и мысли которых меня радуют, как откровение будущего. Но это все единицы и крохи. Не эти лица и даже не эти идеи сейчас занимают авансцену. Тем, кто ее сейчас занимает и займет завтра, я мешать не хочу. Если я их «поношу», как Вы пишете, то только в интимных разговорах с Вами и с другими друзьями. Я даже думаю, что они непременно вернутся к власти, чтобы окончательно похоронить себя и закончить период старых воспоминаний. Я смотрю на них как на обреченных. Но быть вместе с ними, говорить на их языке и делать с ними одно общее дело пока я не могу. Я это хорошо понимаю и этому подчиняюсь. Мне сейчас действовать негде» [403] .

403

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 13.

Необходимо обратить внимание на ряд существенных положений, изложенных в данном небольшом отрывке. Во-первых, Маклаков пишет о том, что «революция вышла на пользу». Во-вторых, он считает, что нужно не призывать «к борьбе против власти, а к влиянию на власть, к желанию толкать ее на путь эволюции, на путь необходимых реформ». Далее, Маклаков опять пишет «о необходимости соглашательства с большевиками», отмечая невозможность для себя занять «сменовеховскую» позицию («пусть это делают другие, я осуждать их не стану»). При этом он откровенно заявляет о гибели Белого движения, в которое у него «потеряна вера».

В письме от 28 сентября 1921 г. Маклаков предостерегает Бахметева от напрасной веры в скорое свержение большевизма: «…Это трагически образом совпадает с тем инстинктом, который давно мне говорит, что не приходится ждать падения большевистской власти, что оно могло выйти только от белых движений, что вне этого есть только либо оздоровление и отрезвление большевизма, которое путем скачков и частичных крушений всех попыток управлять Россией и наступление в ней той анархии, которая явится началом оздоровления. Когда посмотришь на этот второй процесс, то оказывается, что все то, что есть здорового и сознательного в России, боится этого процесса и будет ему сопротивляться. Этот процесс приветствует только за границей наша эмиграция. Все же здоровые элементы внутри России, которые будут ему сопротивляться, все они будут терпеть большевистское правительство, будут толкать его на тот другой путь, в котором может быть его спасение, но будут удерживать его от крушения. А мы по-прежнему ставим ставку на крушение; признаюсь, что чем ближе вглядываешься в то, что делаешь, тем меньше видишь элементов такого крушения… Напротив, кажется, что как ни отвратителен, как ни мерзок большевизм, его крушение не предвидится; и все политики, которые ставят свою ставку на это крушение, рискуют сделать большую ошибку» [404] .

404

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 15.

В письме Бахметеву от 18 октября 1921 г. Маклаков, выступая с точки зрения русского патриота, подчеркивал: «Среди многих пороков и слабостей эмиграции не могу закрыть глаза на это коренное ее свойство: недостаток настоящего патриотизма – мы сохранили психологию «пораженчества», борьбу друг с другом за счет России» [405] . Во многом здесь есть созвучие с идеями сборника и журнала «Смена вех».

Впервые в переписке двух послов об этом общественно-политическом течении прямо говорится в письме Маклакова Бахметеву 24 октября 1921 г. При этом автор характеризует «сменовеховство» как «самое интересное из всего того, что за последнее время писалось». Интересна и информация о личных контактах Маклакова и Ключникова: «Я посылаю Вам почти одновременно с этим[письмом. – А. К.] книжку «Смена вех»; посылаю потому, что не уверен, что она продается в Америке, а между тем настойчиво рекомендую Вам на досуге не торопясь ее прочесть. Я об ней когда-нибудь поговорю с Вами подробнее; для меня эта книга представляется самой интересной из всего того, что за последнее время писалось, не только потому, что она ставит самые интересные вопросы, злободневные и острые, но и потому, что подходит к их разрешению не по-старому, а по-новому. В самой книге перемешаны правда и неправда, бесспорное и очень спорное; вся ее критическая сторона, нападки на Белое движение, на первое Временное правительство, на эмиграцию и ее методы борьбы, в значительной степени верно и трагически верно; то, что в ней «от лукавого» – это признание, что большевизм принес какие-то новые слова, которые должны восторжествовать и в Европе, которые переживут большевизм и т. д.; читая эту книгу, можно подумать, что не из тактических соображений, а всерьез авторы стали коммунистами. Мне было интересно выяснить, чего они хотят на самом деле, и я вызвал к себе Ключникова и вчерашний день, воскресенье, четыре часа с ним беседовал. Все, что он мне говорил, настолько интересно и ново, что мне хочется не теперь, когда ни мне, ни Вам некогда в это вникать, рассказать Вам подробнее об их мечтаниях, планах и надеждах.

405

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 16.