Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

Тем же вечером Полина получила от Аси короткое письмо: "Просто усынови его и все, так всем будет легче". Онтра, услышав эту идею, только засмеялась: "У этого мальчика все наоборот, второй отец у него есть с рождения, а вторая мать появилась перед днем совершеннолетия". Она, конечно, была не против. Валентин, узнав об этом, выразился кратко: "Межгалактической силы коза. Не мать, а..." - и махнул рукой. Обсуждалось это, естественно, на кухне Лейшиной под кофе с печеньем. И Валентин, закрыв для себя тему с "бедным пацаном и его дурой-матерью", как он определил Айриля и Онтру, перешел к самой неприятной из всех тем, заботивших оппозицию.

– Марина, устрой мне встречу с Ведьмаком.

– Зачем тебе?
– удивилась Лейшина.

–

Про Полю поговорить хочу.

– Валя, смысла в этом нет, но если ты хочешь...
– Марина пожала плечами и понесла джезву в раковину.

– Да, хочу, - ответил Валентин.
– Даже если смысла не будет, сказать все равно надо.

В среду на той неделе я отожгла так, что до сих пор неприятно вспоминать. Димитри весь декабрь был одновременно веселым и каким-то рассеянным. Я думала и гадала, чем это могло быть вызвано, потому что ну не считать же поводом для оптимизма полные подвалы оборотней в столице края, а потом поняла. Эта рыжая с журфака, Инга, к которой он постоянно уходил в город вечерами и которую пару раз замечали в его коридоре дежурные гвардейцы, была достаточной причиной. Меня перекосило от этого сразу и очень всерьез. Не то чтобы я хотела оказаться на ее месте, как бы он ни был хорош собой, но мне было неприятно думать, что он тут жизни радуется, вот после всего, что было и как он поучаствовал в моей собственной судьбе. Наверное, у меня на лице это все было написано достаточно понятно, потому что Дейвин, поймав меня после развода по нарядам, сказал, чтобы я держала лицо ровнее, потому что на мне написано не только что я чувствую, но и к кому именно. И добавил, что магическая знать саалан такой несдержанности не прощает и мне может быть тяжело среди них, если я не научусь или легче относиться к происходящему, или хотя бы лицо держать. Меня еще хватило на то, чтобы сказать ему спасибо и пообещать подумать, как выполнить его совет. Но как только он отошел достаточно далеко, я рванула к Полине, решив, что оружие подождет часик, пока она меня соберет. Было очень обидно. Это я ей и сказала прямо с порога. Что Дейвин уже достал своими придирками, что у князя роман с какой-то рыжей, и, по слухам, она с журфака, а я никто, и рыжего хвоста у меня больше нет, а есть только челка мышиной масти под форменным зеленым беретом.

– Никто?
– прищурилась она.
– И то, что вокруг тебя три года водят хороводы, тебе не мешает такое заявлять?

– А толку мне с того?
– фыркнула я.
– Это не внимание, это издевательство. Они от меня требуют, как от мага, а я уже давно не маг, и магом не буду больше никогда, чего они все пристали-то. И хотят столько, как будто у меня уже их гражданство и титул, и за каждым моим словом следят так, что ничего человеческого мне больше нельзя.

Я поняла, что лучше было заткнуться фразой раньше, слишком поздно. Полина медленно положила на стол ручку, соединила пальцы на столе, так же медленно повернула ко мне голову и посмотрела мне прямо в глаза.

– А человеческое - это как? Не следить за помелом, не думать, что делаешь, затыкаться и приходить в себя только после оплеухи? Ходить распустехой, пока не пнут, ныть, жаловаться и срываться в базарный крик или полный беспредел по поводу и без? Пытаться сдать себя на передержку кому попало и вешаться на руки с грязной истерикой любому, кто согласен взять на свою шею ответственность за драгоценную тебя? Делать фетиш из своих эмоций и устраивать позорный цирк на ровном месте каждый раз, когда представится повод? Это ты называешь человеческим поведением?

Я судорожно втянула воздух, загоняя слезы обратно в глаза.

– Да у меня, может, вся жизнь к черту полетела три года назад, а ты...

– А я должна быть тебе благодарна за участие в моей судьбе, так?
– с ледяным раздражением спросила она.
– У меня, значит, благодаря тебе, все зашибись и сплошная клубника в шоколаде, правда?

Я обозлилась.

–

А тебя никто даже не просил об этом. Могла бы, между прочим, лицо попроще сделать и сказать честно, что ты думаешь. И если так уж до конца - я в жизни не поверю, что это князь тебя заставил отдать портал своему человеку. Это твое решение. Ты сама так выбрала.

Полина молчала и смотрела с каким-то брезгливым любопытством, и моя злость сменилась страхом.

– Так. Давай-ка сначала, - сказала она после паузы.
– Ты вошла в дверь десять минут назад. За это время ты успела, - она подняла руку и загнула мизинец, как всегда, когда начинала считать, - раз - рассказать мне, как тебя все достали с попытками о тебе позаботиться и увидеть в тебе если не ответственность за себя, то хотя бы осознанность, два - на чистом голубом глазу рассказать, что ты сама себя не принимала всерьез все то время, пока за твои идеи гибли люди, три - обесценить усилия, предпринятые для сохранения твоих жизни и чести, но тут я тебя по крайней мере понимаю, принимать такое от врага унизительно и обидно. То есть поняла бы, будь это "три" отдельно от "раз" и "два". И от "четыре", кстати, состоящего в том, как ты мне раскрыла понятие "человеческое поведение". Мне есть что об этом сказать, но смысла я, пожалуй, не вижу. Что же до твоей последней реплики - если ты это сказала исходя из своих представлений о человеческом поведении, то разговор, я думаю, стоит закончить. Если ты правда так думаешь, то его не стоило и начинать.

Я не знала, что говорить, и мне было очень страшно. Я сама, своими руками сейчас испортила отношения с последним человеком из моей прошлой жизни.

– Я не знаю, зачем я это сказала, - очень тихо проговорила я.

– Что ты там лепечешь себе под нос?
– брезгливо произнесла Полина.
– Только что орала чуть не на все здание, рот открой и говори нормально.

Я вдохнула, сглотнула подступающие слезы.

– Я не знаю, зачем я это сказала. Я не понимаю, почему не смогла остановиться. Я не...
– и вдруг я закончила, жалобно глядя ей в глаза.
– Не выгоняй меня, пожалуйста.

– А что с тобой делать?
– холодно поинтересовалась она.
– Чаем напоить и на ручках покачать?

Я была совершенно не против того, чтобы меня сейчас взяли на ручки или хотя бы обняли, да и горячий чай с сахаром был бы очень кстати, но судя по настроению Полины, ничего этого мне не светило. Она намерена была выставить меня и запретить возвращаться.

– В общем так, - сказала она, глядя на меня ничуть не лучше да Айгита до этой осени.
– Истерики закатывать ты будешь у досточтимого твоего отряда. Или неси их в госпиталь и получай успокоительное. Как специалист я больше ничем не могу тебе помочь. То, что было сейчас, за пределами моих компетенций. А как человека я тебя видеть больше не хочу. Закрой, пожалуйста, дверь.

Я послушно подошла к двери и прикрыла ее поплотнее и вопросительно взглянула на нее. Она покачала головой.

– Не так. Со стороны коридора.

Я вышла и снова закрыла дверь. Хуже мне еще не было.

В тот четверг Димитри, придя на урок, осмотрел зал и удивился:

– А чем ты в этот раз хочешь ограничить пространство? Мы же обычно ставили стулья.

– С видимыми ограничениями ты уже хорошо справляешься, - ответила Полина.

За похвалой обычно следовала более сложная задача, и Димитри приготовился.

– Я попросила принести столешницу от сломанного стола, мы положим ее на пол и постараемся не уйти с нее.

– Но Полина, - смутился он, - тут же почти нет места.

– В этом и суть, - кивнула она.
– Может случиться и так, что обстоятельства не предоставят тебе больше места, чем вот такой крохотный пятачок. И может статься, что тебе будет очень грустно отказаться от танца даже в таких условиях.

– Ну что же, - вздохнул он, - я буду пробовать.

– Не пробуй, - она качнула головой, - танцуй.