Между честью и истиной
Шрифт:
– Дэн, но если она ответит отказом? Что я скажу Хайшен?
– Лие, но это же дознаватель!
– удивился Дейвин.
– Ты просто покажешь ей ответ, и все.
Сказав это, Дейвин собрался было идти назад к студентам, но Скольян остановил его.
– По крайней мере, - сказал он совершенно отчаянным голосом, - помоги мне составить письмо так, чтобы не я был виновником этого отказа.
– Почему я?
– удивился граф.
– Твой донор - преподаватель изящного стиля. Ты чувствуешь местные традиции лучше. Дэн, у меня нет права на ошибку, я и так в очень неудобном положении.
– Ну хорошо, -
– Сейчас я посмотрю образцы.
Потратив двадцать минут на поиск в шаблонах писем, он вывел на экран необходимое и развернул к Скольяну монитор:
– Запоминай. Но на твоем месте я бы не рассчитывал на согласие.
Скольян перечитал тексты несколько раз, поблагодарил и ушел в Адмиралтейство.
К концу дня он получил ответ, показал его досточтимой Хайшен и переслал Дейвину.
"Уважаемый вице-мэр! Мы ценим интерес к нашей деятельности и благодарны вам за попытку прояснить ситуацию. К сожалению, пока нет ответов администрации наместника на наши вопросы, с проверяющими из империи никакие встречи невозможны, это нарушение субординации, и оно может помешать и нам, и вам добиться тех целей, ради которых вы предлагали встречу. С уважением, администрация "Света в окне": М. Лейшина, В. Рубинчик, Е. Саамо. 07.06.2027".
Судя по адской головной боли, вид у меня был бледный. Машину трясло на ухабах, и каждый удар отдавался набатом под черепом. Еще и Сержант рокотал, что твой гром. Я было заикнулась с просьбой быть чуть потише, но он рявкнул так, что я заткнулась до самого Приозерска.
– Увольнительная...
– и дальше шла непереводимая игра слов, причем сразу на трех языках.
– Да чтоб я...
– и тирада продолжалась, с рядом весьма обидных определений в мой адрес.
– Да когда-нибудь...
– и все узнавали много нового о сексуальных практиках моих предков до седьмого колена и их предположительном родстве с представителями флоры и фауны заповедных мест.
– Да что я такого сделала-то!
Еще до ответа Сержанта наши заржали, причем всем составом.
– Ничего. Совсем ничего! Кто в соседний бар на полчасика отпросился?
– Я-я-я, - протянула я после короткой паузы, помня, что свой ответ Сержант получит, и он не в гляделки играть будет, как князь, он у нас существо грубое и неинтеллигентное.
– А кто там нажрался, как последняя скотина, за эти "полчасика"??
– Да я ж...
Но он уже не слушал.
– Кто на стволе оружия чужие лифчик с трусами крутил и кричал про "феминизм - сила"?! Какой, твою мать, феминизм?! Весь кабак аж рыдал... А что ты, пташка наша голосистая, за песню своему белобрысому спела, что у него глаза стали шире стакана?? Я такой гадости, как эта, век не слыхал. Кто и какого губернатора приказал скормить волкам?
– Да это "Аквариум"!
– Какой, чтоб тебя, аквариум?! Натуральный деревенский бунт!
– Да песни Гребенщикова тут все сто лет знают...
– Ну, блин, у вас и традиции... А на кой предмет ты стриптиз пыталась устроить в кабаке? И почему обязательно на фоне пожара?!
– я мучительно зажмурилась, припоминая дорожку догорающего виски на стекле стойки, спину уходящего Эгерта и внезапно тесный ворот футболки, жаркий и мешающий дышать. Форменная куртка куда-то пропала еще раньше.
– Не-е-ет, ты не
– Э-э-э, - я резко перестала быть, как там Полина выражается... речевым существом, вот. Впрочем, у моих сослуживцев со словами было не лучше: они хрюкали, фыркали, давились хохотом и пытались упасть с рыданиями под сидения.
– А кто на потолке бара очередью из автомата сердечко нарисовал, а потом сказал: "Какая хорошая жопа, жаль, ничья"??
Сержант остановился перевести дух и закончил контрольным в мою и так больную голову:
– И каким попугаям ты требовала свободы, когда тебя, дуру бешеную, наконец скрутили? И чьи это стихи ты в казарме читала матом, про селедку? Вряд ли ведь собственные?
Сержант вдруг переменил тон и тему:
– Между прочим, спиши потом слова. Стихи ничего так, прочувствованные. Знал человек жизнь, сразу видно, - и вернулся к прежнему.
– А тебя мы воспитывать будем. Не-ет, пороть я тебя не стану, и не надейся. Все равно без толку.
– Да ты даже не проверял, - вскинулась было я, но заткнулась под его взглядом.
– До конца месяца будешь приводить одежду в порядок и думать, шнурки гладить и внимать отеческим наставлениям досточтимого Нуаля, пряжки полировать и устав цитировать. А чтобы тебе точно скучно не было, сдадим напрокат в детский сад, они сильно просили и плакали. Тебе там самое место.
Утром после развода Сержант поднял меня с плаца за воротник, прошипел "прекрати паясничать" и повел сдавать с рук на руки Полине. Я пыталась было упереться, что дорогу знаю, но он мило улыбнулся, очень-очень мило, и сказал, что нет-нет, ему совсем не сложно, а так оно будет надежнее. Я вздохнула и поплелась за ним.
Когда мы пришли, Полина сказала, что очень рада, поблагодарила за то, что нашли возможность выделить человека в сезон, и сразу вытащила из шкафа два с лишним метра шнура толщиной примерно с мизинец. Я попыталась попятиться, но сзади стоял Сержант. Полина коротко объяснила ему суть дела: ей был нужен кто-то, играть за "взрослого" в ее играх с детьми, потому что сама она правила рассказать может, бегать и лазать тоже справляется, а вот прыгать и падать - нет, врачи давно запретили. Меня она все же знает, ну и вот. И как здорово, что Сержант так любезно согласился, и когда же ей меня вернуть ему в целости и сохранности? Сержант хмыкнул, что, мол, до конца месяца, а то и далее, я совершенно, просто абсолютно свободна, потому что никто в своем уме мне, такой, сортир и половую тряпку не доверит, разве что берцы в зеркало полировать, да к концу месяца, если замечаний не будет, картошку чистить допустят. И поделился причинами, то есть утренней их частью. А потом и вечерней, в общих чертах. А потом сказал, что берцы почистить я и вечером успею, а дети - это святое.
Полина посмотрела на него неожиданно задумчиво:
– Картошка. Какая хорошая мысль! Детям, кстати, будет полезно освоить этот навык, но ближе к осени.
Внутри себя я замерла в тоске - сейчас они как сговорятся, и я весь сезон в казарме просижу. Они, можно сказать, ударили по рукам, и Сержант наконец ушел, пообещав вечером вернуться и оставив меня у Полины в кабинете. В качестве игрового школьного инвентаря, не иначе.
Полина кивнула мне на стул
– Присаживайся и рассказывай. Сама рассказывай. Честно.