Между честью и истиной
Шрифт:
– Ну хорошо. Этот диспут мы продолжим позже, а пока давайте обсудим положение дел Алисы Медуницы. Как вы оцениваете ее состояние, вы же специалист?
– Если говорить о ее состоянии, то уместнее всего слово "плачевно", но это я вам сказала и в мае, - ответила Полина.
– Да, - согласился наместник, - и тогда же я ответил вам, что о химической коррекции ее состояния не может быть и речи. Что можно сделать, не применяя химию, вы уже знаете?
– Да, знаю. И все это уже сделано.
– Полина Юрьевна, вы серьезно?
– Кажется, он был расстроен.
– Вполне серьезно. Никаких дополнительных мер не нужно. Есть три фактора влияния, которые в сочетании вполне могут обеспечить стабилизацию... или полное обрушение.
– Что это за факторы?
–
– Первый - ее подразделение и прежде всего командир. Он обеспечивает ей достаточно жесткие рамки и следит за тем, чтобы она не нарушала требований устава. Это очень серьезная терапевтическая помощь, как бы Алисе ни было тяжело ее принимать.
– Так, - наместник слегка оживился и в его глазах появился интерес.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Второй фактор - это та досточтимая, которая ее согласилась наставлять вместо святого отца, опекающего их подразделение.
– Вот как?
– он был откровенно заинтригован и всем видом демонстрировал интерес к подробностям.
– Да, так. Насколько я поняла ваши практики, они основываются на идее понимания человеком своих чувств и побуждений. У Алисы с этим большие трудности, и помощь грамотного и сильного специалиста из ваших ей необходима. Особенно хорошо то, что сочетание первого фактора и некоторых культурных особенностей саалан обеспечивает условия, в которых Алиса рано или поздно придет к пониманию необходимости связи со своими эмоциями и намерениями. Но пока что этой связи нет.
– Что же, хорошо. А как вы видите свою роль в этих обстоятельствах?
"Ах же ты красавчик, - подумала Полина.
– Ты же правда не видишь мою роль в этих обстоятельствах. Я тут только инструмент для решения твоих задач, тебя жареный петух клюнул, и ты спасаешь шкуру. А того, что ты за свою шкуру платишь живыми людьми, ты так и не осознал. Огрызнись я сейчас, и ты это вспомнишь. Минут на пять. Но тут же забудешь про Алису. Ну ладно, сыграем по твоим правилам. Посмотрим, насколько меня в этом режиме хватит". И начала отвечать на его вопрос.
– Видите ли, господин наместник, та культурная разница, о которой мы только сегодня с вами вспомнили уже три раза, в русском языке имеет определенное название. В европейских, кстати, тоже. Она называется рефлексия и бывает ретроспективной и перспективной. Ретроспективная рефлексия анализирует события и действия личности, состоявшиеся и ушедшие в прошлое, их причины и следствия в настоящем. Перспективная точно так же анализирует насущные обстоятельства и их возможные перспективы в будущем. Также рефлексия может быть направлена на интересы и цели личности и анализировать их по насущности и степени принадлежности личности. И эта культурная особенность у Алисы в настоящее время не активна.
– И вы намерены ее активировать?
– уточнил наместник.
– Да, помочь включить в поведение на постоянной основе, - кивнула Полина.
– А вы сами постоянно используете рефлексию?
– вдруг спросил он.
– Если не сплю и нахожусь в сознании.
– ответила она.
– Вы страшная женщина...
– задумчиво проговорил наместник.
– Не очень, - спокойно ответила страшная женщина, - ваша дознаватель, с которой я беседовала, точно такая же, значит, у вас такие тоже есть. Известное обычно не пугает.
Он вдруг слегка наклонился к ней через стол и, доверительно понизив голос - едва заметно, совсем чуть-чуть, - сказал:
– Да ее боится вся империя.
Ей стоило очень большого труда не засмеяться, но и это было еще не все. Он развил свою идею:
– Поэтому, если вам нетрудно, Полина Юрьевна, я прошу - ошибайтесь в мелочах, хотя бы иногда. Не пугайте нас. Второй досточтимой Хайшен мы не выдержим, нам и так страшно.
"Ах ты зайка", - восхитилась Полина. Глаза котика, ждущего угощения, в положении рук на
– Мелкие ошибки неизбежны, - сказала она спокойно, - я же работаю вслепую.
– Ну и хорошо, - сказал он.
– Если у вас ко мне нет вопросов, то я вас не задерживаю.
Полина немедленно встала, попрощалась и вышла, не оглянувшись.
– Льдышка, - сказал он в закрытую дверь и пошел наконец к тележке с обедом.
В Аль Ас Саалан заканчивалась весна. Ранние цветы уже отцвели, и сейчас сыпали лепестками плодовые деревья. Но до пещер в предгорьях у моря возле столицы долетали только волны цветочного запаха. Они были как далекая музыка, которую уже нельзя расслышать, но можно угадать, что она где-то есть. Ксюша вышла наружу, осмотрела небо и потащила наружу рамки с натянутыми шкурами, чтобы продолжать работать над картиной дальше. Уже сильно кругленькая Минни возилась в пещере, приводя в порядок гнездо, в котором спали и она, и Микки, и сама Ксюша, и Элла с Джерри, выросшие дети Минни. Даже зимой такой кучей в пещере было не холодно, особенно если удавалось оставить на ночь огонь или хотя бы жаровню. Микки отлично умел воровать дрова, и Джерри тоже научил. Элла выросла не настолько храброй и предпочитала оставаться рядом с мамой и помогать ей. Вот и сейчас она собирала мусор по пещере, чтобы потом выкинуть его подальше. Сперва сложит все у двери, потом разберет на то, что горит, то, что можно положить под гнездо, и то, чем можно рисовать, а остальное утащит небольшими кучками и закопает. А Минни приберется в гнезде и будет готовить. Небо не обещало дождя, можно было спокойно раскладываться снаружи с красками и тем, что заменяло холст, - квамьей шкурой, натянутой на рамку.
Ксюша думала, что ей повезло с ее мышами и особенно с тем, что мыши думали, что им с ней тоже повезло. Еще давно, в первый год, Минни сказала ей, что не видит смысла рожать от других, если Микки настолько удачлив, что сумел добыть для гнезда человека, способного не только зажечь огонь, но и прокормить всех. Ксюша знала, что без помощи Микки вряд ли она продала бы свои картинки: во-первых, кому они тут нужны, а во-вторых, работорговцы наверняка все еще ловили ее. А сайни, продающий картинки про жизнь сайни, всем нравился, и у него охотно покупали. Он говорил, что картинки Ксюши покупатели держали в домах на видном месте. Сама девушка ни разу не решилась проверить это: она все еще боялась второй встречи с работорговцами. Но ей и не нужно было в город. Мыши были добрыми и болтливыми, ей хватало общения, а когда у Минни рождались мышенята, становилось совсем не до прогулок. В этот раз она решила родить в начале лета. Мимо Ксюши, уже сидевшей перед картиной с кистями, пробежала дочка Минни, Элла, и возбужденно свистнула ей: "Ксюша, гостья!" Девушка привстала и пригляделась. Все было плохо: ее нашли. По тропе поднималась женщина в светло-серой тунике по колено, серых брюках-жойс и серых же сапожках. Кто-то из сановитых досточтимых. Таких же, как те, кто запихал ее, визжащую и упирающуюся, в портал почти шесть здешних лет назад. Ксюша успела протереть кисти от краски перед тем как, перевернув их щетиной к ладони, зажать между пальцами в кулаке, как учил младший брат, оставшийся вместе с мамой дома. Получилось не оружие, но средство защиты. Теперь главное - не разжимать кулак, что бы ни произошло.
Когда священница приблизилась, Ксения показала ей руку с зажатыми в ней кистями и предупредила на сааланике:
– Живой не дамся.
– Я не буду тебя ловить, - сказала священница по-русски.
– Пойдем домой, Ксюша. Пойдем в Санкт-Петербург.
– Ты кто?
– сама Ксюша в эту минуту сказала бы про себя "обалдела", а Хайшен определила бы "шокирована", но обеим было не до лирики.
– Я Хайшен, - представилась священница, - настоятельница монастыря Белых Магнолий, того, что отсюда виден над дальней горой за заливом, и дознаватель Святой стражи. Я знаю, что тебя украли, а ты убежала и спряталась со своими сайни здесь. Досточтимый Кулейн мне рассказал.