Между нами ничего не было
Шрифт:
Обида окатывает с ног до головы, аж до противных мурашек, но я не успеваю надолго застрять в этом ощущении. Эмиль поворачивается с легкой ухмылкой на губах. В его руках черная, бархатная коробочка, от которой у меня снова мурашки…
– Что это?
– шепотом буквально вываливается из меня.
Он не отвечает.
Батаев медленно подходит ко мне, останавливается почти вплотную. Он изучает коробочку в своих руках с той самой ухмылкой, а потом говорит тихо.
– Когда я принес тебе кольца, их было на одно меньше.
– Что?
– Я не положил его в ту кучу, потому что…не был в нем
Он открывает коробочку, вытаскивает кольцо, а мне безумно любопытно! Что там?! Пока не видно. Эмиль крутит его в руках, улыбается невероятно тепло и шепчет.
– Оно безумно на тебя похоже. По крайней мере, по моим внутренним ощущениям. Невероятно красивое, серьезное, немного строгое, но теплое до бесконечности, вызывает жар в груди и…желание им обладать.
Я вздрагиваю от последних слов, будто он меня ударил. Эмиль поднимает на меня глаза.
– Знаешь, почему мне стало смешно?
– Почему?
– Потому что я хотел все сделать иначе.
– Что сделать?
– Поговорить о нас с тобой.
Что?...
Хмурюсь. Он улыбается чуть шире.
– Я попросил маму присмотреть за Жучком, а мы должны были кое-куда поехать. Там я собирался рассказать тебе о том, что понял уже достаточно давно, и подарить это кольцо. Правильно подарить.
– Что ты хотел рассказать?
Эмиль вздыхает, потом с его губ срывается еще один смешок.
– Мы, конечно…как обычно. Думаем одинаково, видимо. Я не хотел, чтобы это было так. Я хотел красиво, потому что ты заслуживаешь всего самого красивого, но…надеюсь, ты простишь, Кир. Я больше не могу ждать. Мне пиздец.
Что…за…
Открываю рот, чтобы из меня вылетел очередной, тупой, но уточняющий вопрос, только…я не успеваю сказать ни одного слова.
Эмиль встает на одно колено прямо в гребаном полотенце посреди нашей спальни. В его руках действительно невероятно красивое кольцо, у которого классическая форма: по дуге идет ряд маленьких, сверкающих бриллиантов, а в середине один большой. У него форма сердца, а цвет коричневый. Очень красивый коричневый оттенок, который похож на что-то невероятно теплое. В голову почему-то приходит шоколад…
– Я ждал этого момента с рождения нашей дочери, - тихо, хрипло говорит Эмиль, - Мне нужно было время, ведь до меня, похоже, все слишком медленно доходит. Прости за это. В вопросе чувств и эмоций я полный идиот, но, может быть, так и должно было быть? Чтобы я сам дошел. Чтобы никогда не сомневался…
– Я не…понимаю…
– Я знаю, и это моя вина. Надо было сказать тебе раньше, Кир, но я боялся, что ты мне не поверишь. У тебя были все основания мне не верить, на самом деле, в чем тоже только моя вина. Я допустил много ошибок и хотел сделать максимум, прежде чем все тебе расскажу. Я хотел, чтобы ты видела и чувствовала меня, и чтобы у тебя не было ни одной причины сомневаться. Не знаю, получилось ли…
– Да о чем ты?!
– перебиваю его, повысив голос.
Обычно я нормальная. Терпеливая, адекватная, спокойная,
– Я тебя люблю, - тихо говорит он.
А мне неслышно и кажется, что глюки.
В ушах звенит, сердце шпарит на максимум.
– Ч-что?
– Я люблю тебя, Кира, - повторяет уверенно, - Я люблю тебя полностью. Все в тебе. Я люблю время, которое мы проводим вместе. Я люблю с тобой разговаривать. Люблю с тобой просыпаться и засыпать. Я люблю тебя за то, что ты меня понимаешь. И за то, что я тебя понимаю, и мне не нужно сидеть и ломать голову — я тебя чувствую. За эту близость, которой у меня никогда раньше ни с кем не было, я тебя люблю. Ты — это ты до последней запятой, и я тебя обожаю. Не хочу ничего менять. Ничего! Со мной такого никогда не было. Ни «до» тебя, ни «после» не будет, потому что я не хочу ничего после. Ты мой дом, мой мир и моя душа. Я хочу прожить с тобой всю свою жизнь, родная. Обещаю, что никогда тебя не предам. Никогда тебя не оставлю и никогда ни на кого не променяю. Я все для себя уже решил.
Уверена, что половину его признания я достроила сама, потому что половину слов тупо не услышала из-за дикого пульса. Кажется, он отражался, пульсировал и «быковал» даже на кончиках пальцев.
Не могу дышать.
Он смотрит на меня, он ждет ответа, а у меня в башке одна пустота. И дикий жар по всему телу…
Дальше даже не я действую. Это чистые инстинкты.
Резко подаюсь вперед, целую его, и так как Эмиль этого поворота событий точно не ожидает, я сношу его напрочь.
Мы падаем на пол.
Кажется, я ударяюсь коленями. Кажется, он смеется. Мне так плевать сейчас… Сажусь сверху и снова целую его, убрав волосы за спину. У меня все еще нет абсолютно никаких слов, да и желания произносить эти слова. Я просто безумно счастлива. До последней своей молекулы.
Эмиль издает тихий, гортанный стон, когда я прижимаюсь к нему. Шепчет…
– Полегче. Мне пиздец не только в плане чувств, родная. Я готов взорваться, даже когда ты просто мимо проходишь. От одного…
– Да заткнись же ты!
– шепчу, снова подаюсь бедрами на него.
Полотенце спадает. Горячий член касается внутренней части бедер, и я закатываю глаза от удовольствия. Это прозвучит дико, наверно, но как есть. Я безумно его хочу! Я безумно по нему скучала…
Пальцы вонзаются до боли. Эмиль сжимает ягодицы, отвечает на мои поцелуи так же страстно, и кажется, что мы друг друга сожрать готовы. Потом я буду думать, что молчание — это продукт абсолютного кретинизма. Будь все проще, умей мы вовремя отринуть гордость или другие обстоятельства и нормально обо всем поговорить, не потеряли бы столько времени.
Но это будет потом.
И это будет единственное, о чем я буду жалеть — о том, что мы потеряли слишком много времени, пока притворялись, будто между нами ничего нет.
Как это нет?
Нашу дочь зовут Амора. Это означает — любовь. Значит, между нами всегда будет Любовь. До конца наших дней она у нас сохранится…
Эмиль резко переворачивает меня на спину. Моя пижамная майка трещит по швам. Его губы везде — они жадно, страстно проходятся по коже, оставляют метки, а мне мало! Чертовски мало его…