Между натурализмом и религией

Хабермас Юрген

К истории воздействия и актуальному значению философии религии Канта [277]

Эллинизация христианства была не односторонним процессом. Она происходила путем теологического усвоения и использования греческой философии. В период европейского Средневековья теология была хранительницей философии. Естественный разум имел свое оправдание как противоположность откровения. Дискурс о вере и знании вышел за пределы духовного «заповедника» только вместе с антропологическим поворотом, который был вызван гуманизмом в начале Нового времени. После того как знание о мире стало автономным и больше не нуждалось в оправдании в качестве секулярного знания, бремя доказательства переместилось на противоположную сторону: религия призывалась в пределы разума. Это был час рождения философии религии [278] . Кантова самокритика разума направлена в обе стороны: на отношение теоретического разума к метафизической традиции и на отношение практического разума к христианскому учению. Из трансцендентальной саморефлексии происходит философское мышление: как постметафизическое, так и постхристианское — что не означает нехристианское.

277

Я благодарю Рудольфа Лангталера за полезные отсылки к текстам и комментарии. Его возражения и критические результаты нового прочтения Канта в ходе семинара по философии религии, проведенного Northwestern University, побудили меня внести исправления в первоначально прочитанный в Вене и впоследствии опубликованный

вариант доклада.

278

См.: Lutz-Bachmann M.Religion, Philosophie, Religionsphilosophie //Jung M., Moxter M., Schmidt Th. M. (Hg.). Religionsphilosophie. W`urzburg, 2000. S. 19–26; Ders. Religion nach der Religionskritik // Th'eologie und Philosophie. 77 Jg. H. 2. 2002. S. 374–388.

Вместе с проведением границы между спекулятивным и трансцендентальным использованием разума Кант создал основы постметафизического мышления, даже если он не отказывается от наименования «метафизики» природы и нравов, а отделение интеллигибельного от чувственного мира еще само нуждается в фоновой метафизической предпосылке как несущей колонне «архитектоники» его мыслительного здания. Именно сам трансцендентальный разум благодаря учреждающим единство идеям набрасывает целое мира; поэтому трансцендентальный разум должен запретить себе гипостазирующие высказывания об онтологическом или телеологическом строении природы и истории. Сущее в целом или нравственный мир как таковые не образуют никаких возможных предметов нашего познания. Это эпистемологическое ограничение теоретического разума по отношению к зависящему от опыта применению рассудка находит свой религиозно-философский эквивалент в «ограничении разума — в отношении всех наших идей о сверхчувственном — условиями его практического применения» [279] . В обе стороны Кант выступает против «чрезмерных притязаний разума».

279

Kant I.Kritik der Urteilskraft. A 435/B 440. (Все цитаты из Канта взяты из издания под редакцией В. Вайшеделя.) [Рус. пер.: Кант И.Критика способности суждения // Соч.: В 6 т. М.: Мысль, 1966. Т. 5. С. 496 / Пер. Н.М. Соколова.]

Правда, для самопонимания философии критика метафизики получает приоритет перед критикой религии. С ее помощью Кант борется со спекулятивными наваждениями разума, которые коренятся не только в заблуждениях,то есть ложных высказываниях, но и в более глубокой иллюзииразума по отношению к операциям и диапазону собственной возможности познания. Ограничением применения теоретического разума Кант стремится открыть для философии, которая до тех пор только неуверенно бродила по арене борьбы метафизики, «достоверный путь науки». Разрушение метафизики должно послужить также освобождению автономной морали, основанной на чистом практическом разуме; однако оно непосредственно касается теоретического дела самой философии. Другое направление удара имеет в виду отграничение практического применения разума от позитивной веры. Укрощение религии разумом — дело не философской самотерапии; оно служит не собственной мыслительной гигиене, но защите широкой публики от двух форм догматизма. С одной стороны, Кант как просветитель стремится выдвинуть авторитет разума и индивидуальной совести против церковно укрепленной ортодоксии, которая «превращает естественные принципы нравственности в нечто второстепенное». С другой же стороны, Кант как моралист обращается и против просвещенного пораженчества неверия. Выступая против скептицизма, он хотел бы спасти содержание веры и обязательность религии, которые можно оправдать в границах только разума [280] . Критикарелигии сочетается с мотивом спасающегоусвоения.

280

Kant I.Vorrede zur Zweiten Autlage der Kritik der reinen Vernunft.В VII–XLIV. [Рус. пер.: Кант И.Критика чистого разума. Предисловие ко второму изданию // Соч.: В 6 т. М.: Мысль, 1964. Т. 3. С. 82–104 / Пер. Н.О. Лосского.]

Сегодня религиозный фундаментализм, который мы наблюдаем не только за пределами христианства, наделяет религиозно-критические намерения печальной актуальностью. Однако между тем акценты у нас сдвинулись. Здесь, на европейском Западе, наступательное самоутверждение антропоцентрического само- и миропонимания перед само- и миропониманием теоцентрическим уже давно битва вчерашнего дня. Таким образом, попытка достичьцентральные содержания Библии в вере разума (Vernunftglauben) стала интереснее, чем борьба против священнического мошенничества и обскурантизма. Чистый практический разум больше не может быть уверенным в том, что одними лишь благоразумными идеями теории справедливости — голыми руками — сможет противостоять сходящей с рельсов модернизации. Этой модернизации недостает креативности языкового открытия мира, чтобы самой регенерировать захиревшее всюду нормативное сознание.

Поэтому кантовская философия религии интересует меня со следующей точки зрения: как можно усвоить семантическое наследие религиозных традиций, не стирая границы между миром веры и миром знания? Сам Кант в предисловии к «Спору факультетов» — и не только по причинам самозащиты — напоминает о «теоретической недостаточности чистой веры разума, которую эта вера не может отрицать». Компенсацию этой недостаточности Кант понимает как «удовлетворение интереса разума (Vernunftinteresses)» и полагает, что здесь «более или менее» могут пригодиться импульсы из исторически переданных традиционных вероучений. Поэтому и под углом зрения веры разума даже «откровение, как в-себе случайное вероучение, считается внесущностным, однако поэтому не необходимым и излишним» [281] . На каком основании и в каком отношении религиозные традиции могут притязать быть «не излишними» и для агностической философии религии, которой занимаются без апологетических намерений? Ответ, который я хотел бы получить благодаря критическому прочтению, может опираться не столько на систематические высказывания Канта, сколько на его мотивы и объяснения намерений.

281

Kant I.Streit der Fakult`aten. A XVII.

Прежде всего, я напомню о разграничениях, которые предпринял Кант в своей философии религии (1–5), а затем направлю внимание на историю воздействия и актуальность этой попытки разумного усвоения религиозных содержаний (6-12).

(1) Рожденная из духа религиозно-критического Просвещения, кантовская философия религии поначалу прочитывается как гордая декларация независимости профанной морали разума (Vernunftmoral) от помочей теологии. Уже предисловие начинается с трубного звука: «Мораль, поскольку она основана на понятии о человеке как существе свободном, но именно поэтому связывающем себя безусловными законами посредством своего разума, не нуждается ни в идее о другом существе над ним […] ни в других мотивах, кроме самого закона…» [282] . Ни вера в Бога как творца мира, ни вера в Бога как спасителя с перспективой вечной жизни не является необходимой, чтобы познать нравственный закон и признать его всецело обязывающим.

282

Kant I.Die Religion innerhalb der Grenzen blosser Vernunft. BA III. В дальнейшем цитируется как Religion. [Рус. пер.: Кант И.Религия в пределах только разума // Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980. С. 78 / Пер. Н. М. Соколова.]

Мораль одинакового уважения по отношению к каждому [человеку] считается независимой от какого бы то ни было контекста религиозного встраивания.

Хотя в другом месте Кант признаёт, что мы, пожалуй, «не можем достаточно наглядно представить себе» категорический смысл значимости моральных обязательств, то есть «морального принуждения, не мысля при этом кого-то другого и его волю (устанавливающий всеобщие законы разум лишь выразитель ее), а именно — Бога». Но эта «наглядность» служит лишь «укреплению моральных мотивов в нашем собственном законодательствующем разуме» [283] . В содержании моральных законов ничто не изменяется оттого, считаем ли мы Бога или разум моральным законодателем: «Религия ничем не отличается от морали по своему содержанию, то есть объекту, ибо она касается долга вообще» [284] . Учение религии как философская дисциплина возможно лишь в смысле критического применениятеории морали к определенным историческим традициям. Поэтому философия религии не является также частью этики, развившейся единственно из практического разума [285] .

283

KantLMetaphysik der Sitten. Tugendlehre. A 181. [Рус. пер..: Кант И.Метафизика нравов // Соч.: В 6 т. М.: Мысль, 1965. Т. 4. Ч. 2. С. 432–433 / Пер. С. Я. Шейнман-Топштейн.]

284

Kant I.Streit der Fakult`aten, A 45. [Рус. пер.: Кант И.Спор факультетов // Соч.: В 6 т. М.: Мысль, 1966. Т. 6. С. 334 / Пер. Ц. Г. Арзаканьяна.]

285

С этой точки зрения положение из «Заключения» учения о добродетели, дающее повод для ложных интерпретаций, приобретает безошибочный смысл: «Хотя и может идти речь о „религии в пределах одного только разума“, она выводится не изодного лишь разума, а основывается также на истории и учении об откровении» (Kant I.Metaphysik der Sitten. Tugendlehre. A 182. [Рус. пер.: Кант И.Метафизика нравов // Соч. Т. 6. С. 433.]

С религиозно-критической точки зрения Кант описывает позитивную религию как чисто внешнюю и частную «церковную веру». Великие, основанные пророками, доктринально передаваемые и практиковавшиеся в культовой форме мировые религии обосновывают веру, которая всякий раз связана с определенными историческими свидетельствами и фактами и раскрывает свою действенность лишь в пределах всякий раз особенной религиозной общины. Церковная вера, которая опирается на данные в откровении истины, всегда выступает во множественном числе, в то время как чисто моральное [содержание] естественной религии «сообщается каждому». «Есть только одна (истинная) религия, но могут быть различные виды веры» [286] . Религии, основанной на чистом практическом разуме, не требуется никаких организационных форм и статутов; она укоренена в «стремлении сердца к соблюдению всех человеческих обязанностей», а «не в формулах и обрядности» [287] . Библейские учения образуют оболочку, которую не следует смешивать с разумным содержанием религии [288] .

286

Kant I.Religion. А 146/В 154. [Рус. пер.: Кант И.Религия в пределах только разума // Указ. соч. С. 177.]

287

Ibid. А 107/В 116. [Там же. С. 155.]

288

См.: Kant I.Streit der Fakult`aten. A 65. [Рус. пер.: Кант И.Спор факультетов // Соч. Т. 6. С. 345–346.]

Из этой предпосылки следует претензия «знатоков разума (Vernunftgelehrten)» по части философии оспаривать у теологов, «знатоков библейского текста (Schriftgelehrten)», истолкование Библии в отношении существенного в религии («которое состоит в морально-практическом, в том, что мы должны делать»). Кант выдвигает разум в качестве критерия для герменевтики церковной веры и превращает тем самым «моральное улучшение человека, подлинную цель всякой религии разума», в «высший принцип любого истолкования Писания» [289] . В «Споре факультетов» тон обостряется. Здесь речь эксплицитно идет о притязании философии исходить из собственного права на истинное содержание Библии и отсеивать все, что не «может быть познано через понятия нашегоразума, коль скоро они являются чисто моральными и тем самым неопровержимыми». Напечатанная курсивом соотнесенность с «нашим» разумом иронически объясняется отсылкой к протестантскому принципу индивидуальной мирской экзегезы. Аутентичным толкователем является только «сам Бог в нас», о котором свидетельствует факт разума, а именно нравственный закон [290] .

289

Kantl.Religion. А 152/В 161. [Рус. пер.: Кант И.Религия в пределах только разума//Указ. соч. С. 182.]

290

См.: Kant I.Streit der Fakult`aten. A 70, A 108. [Рус. пер.: Кант И.Спор факультетов//Соч. Т. 6. С. 348.]

На этом антропоцентрическом основании рациональная герменевтика должна отставить в сторону многие постулаты веры, например о телесном воскресении, как исторические аксессуары. Кроме того, она должна лишить существенного значения такие центральные положения веры, как вочеловечение Бога в лице Иисуса Христа, и, например, переинтерпретировать божественную милость в императив самодеятельности: «Итак, те места Писания, которые, кажется, содержат [призыв к] пассивной покорности внешней силе, порождающей в нас святость, должны быть истолкованы так, чтобы стало ясно, что мы самидолжны трудитьсянад развитием моральных задатков в нас…» [291] Долг внутримирского морального усилия отодвигает на задний план связанный со священной историей контекст греха, покаяния и умиротворения, а тем самым и эсхатологическое доверие к ретроактивному могуществу Бога-Спасителя. Субъективная возвратная соотнесенность всех трансцендентных соотнесенностей веры с чистым практическим разумом человека требует платы определенной цены. В связи с вопросом, из чего мы должны исходить в моральном действии — «с веры ли в то, что Бог для нас сделал, или с того, что мы сами должны делать, чтобы стать достойными этого благодеяния» [292] , Кант высказывается за внутреннюю ценность морального образа жизни: «Если человек в моральном смысле бывает или должен быть добрым или злым, то он сам себядолжен делать или сделал таким» [293] . Правда, моральным поведением он не обретает притязания на счастье, хотя благодаря таковому поведению показывает, что достоин испытать счастье. Нравственность должна делать порядочного человека достойным счастья, а не блаженным.

291

Kant I.Streit der Fakult`aten. A 60. [Рус пер.: Кант И.Спор факультетов // Соч. Т. 6. С. 342.]

292

Kant I.Religion. А 163/В 172. [Рус. пер.: Кант И.Религия в пределах только разума. С. 189.]

293

Ibid. А 45/В 48. [Там же. С. 115.]