Между небом и гаражами
Шрифт:
Та, что помладше, ответила мне, что у них нет мобильного телефона, и поэтому они хотят сначала отнести Паоло домой. Очевидно, что это была не лучшая идея, ведь с каждым шагом раненый ослабевал все сильнее. Было темно, но я мог разглядеть на песке полоску крови, которую оставлял за собой несчастный. До дома он не дотянет. Я набрал номер службы спасения, оператор пообещал, что машина будет через десять минут, и попросил нас оставаться на месте.
Но просто ждать мы не могли. Нужно было срочно вытащить гарпун и перевязать рану, иначе шансов дотянуть до больницы у мужчины было немного. Гарпун засел глубоко, на две трети свой длины. И наверняка
Мы положили несчастного на землю, предварительно расстелив на ней платок его матери. Я разорвал рубаху в том месте, где была рана.
От увиденного я стиснул зубы: рана была ужасной. Закружилась голова, то ли от запаха крови, то ли от выпитого вина.
«На счет три!» – крикнул я. Женщины замерли, я схватился за гарпун. «Один, два… Три!» – и я что есть силы дернул гарпун на себя. Наверное, не надо было дергать так сильно, но я перестраховался. Гарпун выскользнул из раны, и я, не рассчитав силы, повалился на песок. Женщины завизжали и заплакали еще громче. Я поднялся и рявкнул не своим голосом: «Не паниковать!»
Это подействовало: они замолкли. Схватив бутылку, я начал лить на рану вино. Не знаю, правильно я делал или нет. Кровь хлестала. Но меня уже пугал не вид крови, меня пугало, что ее фонтан заметно ослабевал. Я с трудом перевязал рану и, обессиленный, рухнул рядом с Паоло.
Было темно, я чувствовал, что руки были в крови. Всего трясло от холода, а им было тепло.
«Как это произошло?» – чуть отдышавшись, спросил я женщин. Они переглянулись, но не смогли мне ничего ответить. Видимо, они сами не понимали, что стряслось.
«Паоло ушел в море один, – рассказывала молодая женщина, – хотя обычно он ходит на рыбалку с соседями. Его не было целый день. А затем он вернулся с уловом, выгрузил все на кухню и молча, не говоря ни слова, снова ушел. Часа через три, уже ближе к закату, мы решили отправиться на поиски. Мы нашли его у лодок, в воде, лицом вниз. Из правого бока у него торчал сломанный гарпун».
Женщина не смогла продолжить рассказ, потому что в этот момент Паоло закашлялся. Сначала он просто кашлял, а затем, повернувшись на бок, начал раз за разом выплевывать: казалось, что из него вышло сразу несколько литров воды.
Как я сразу не догадался, что Паоло наглотался воды! Толку-то от моей возни с раной, если парень вернее мог умереть от удушья…
Полностью откашлявшись, несчастный приподнялся на локти и застонал. Только сейчас он заметил, что ранен. Оглянувшись по сторонам и не узнав моего лица, он как будто разочаровался.
Ни о чем не спрашивая ни меня, ни женщин, он начал говорить. Медленно и обрывисто, то шепотом, то вдруг резко переходя на крик. Скорее всего, он просто бредил. Рыбак потерял много крови и чудом не задохнулся. Он долгое время был без сознания и сильно ослаб. Не нужен был термометр, чтобы понять: у Паоло сильнейший жар.
И хотя каждый понимал, что долгая речь не пойдет ему на пользу, никто не посмел его перебить. Потому что пока Паоло говорил, он жил.
«В детстве я стоял на берегу. Передо мной была бескрайняя синева, и ветер подгонял волны. Тогда я верил, что только мне под силу погрузиться в пучину этого океана, опуститься в самые темные его глубины, познать все, что он таит в себе. И мне
«…прогуляться по нему, как человек-амфибия. Я верил, что только мне суждено познать саму сущность океана. Овладеть всеми его богатствами, да что там богатствами… Толку-то от жемчуга и золотых монет, когда ты владеешь его тайнами… Когда знаешь, как бьется сердце океана, из чего состоит его дух, понимаешь его законы…» – Паоло снова приподнялся и повернулся в сторону воды. Но глаза его были закрыты. «…когда ты молод, ты это чувствуешь… Не-е-ет, – рыбак повысил голос, – это не гордыня. Нет! Не это позволяет думать, что тебе под силу покорить океан. Нет, это жизнь, – продолжал бредить мужчина, – именно она заставляет тебя верить, что если уж и стоит плавать, то в самых глубоких водах, и уж если и стоит нырять в пучину, то только с самого высокого утеса. Желание окунуться в самое нутро океана, не тратя время на прибрежные воды…»
Паоло замолчал, теперь его глаза были широко раскрыты и смотрели вдаль. Куда-то поверх луны и неба. Свет звезд озарял лицо рыбака, будто свеча икону. Глаза Паоло не скрывали боли. Но не острие гарпуна было тому виной. Ни один клинок в мире не смог бы нанести рану страшнее той, что терзает изнутри.
«Затем ты взрослеешь, набираешься сил и ныряешь. Стремительно плывешь, и у тебя все получается, и вот уже исчез с горизонта берег, и меньше чаек летает над головой. Нет уже и других пловцов. И ты думаешь, что все у тебя получится, что ты выбрал правильный путь. Ты ныряешь глубже и глубже, в надежде окунуться в такие глубины, где еще никто не бывал, и ты веришь, что в них тебе откроется тайна океана», – после этих слов Паоло замолчал. Взглядом указал мне на бутылку с остатками вина. Промочив горло, продолжил неспешно, но чуть громче. Он говорил ровно, и казалось, что рана совсем не мешает ему.
«Но вдруг в один момент что-то ломается. Что-то происходит. Неуловимое. Ни взгляду, ни сердцу. Что-то меняется. Непонятно, случилось это только что или давно. Но ты замечаешь, что воды в твоем океане по колено. Так мало, что ты можешь просто стоять на дне и вода будет омывать тебе ноги. Мутная и горячая. Куда исчез океан?! Таинственный, пугающий! Настоящий! И откуда, черт побери, эта лужа?! Я вас спрашиваю!» – закричал Паоло, обращаясь ко мне и женщинам. Мы вздрогнули и замерли. Несчастный посмотрел мне в глаза: казалось, что он был слеп, потому что смотрел не на меня, а куда-то сквозь меня. Не уверен, видел ли он вообще мое лицо.
Не дождавшись ответа, рыбак продолжил: «Я добрался до самого дна океана, понимаешь?! До его сущности, как мечтал. Но мою голову напекает солнце. Ноги в океане, а голова упирается в небо. И ветра больше нет! Где мой океан!? – Паоло уже просто хрипел, как обезумевший. – Где моя бездна?! Где мой ветер? Как я мог потерять целый океан?! Бескрайний, бездонный, со штормами, волнами, величиной с дом». На этих словах рыбак начал говорить тише. Было видно, что кричать у него не было больше сил. Он снова повалился на спину и продолжил почти шепотом, иногда вздрагивая, как в лихорадке: «Куда он делся? Обмелел?»