Между прошлым и будущим
Шрифт:
– Держи.
– отец сунул в руку кусок полотна.
– К тому, что у девушки должен быть носовой платок я тебя так и не приучил.
– Воистину, платок - самая важная вещь на пустошах.
– шмыгнула носом я.
– Прости.
– Брось. Все ж понятно.
Ну да, понятно. Отходняк после стресса. И это тоже, кто спорит, но...
– Ничего тебе не понятно.
– Ну почему же.
– Отец сел напротив, облокотился о стол.
– Возможно, я идиот... скорее всего, так оно и есть, но отнюдь не дурак. Двадцать лет назад меня сочли предателем друзья - за то, что ушел.
– Если ты и от коллег ушел так же, как из убежища, то немудрено.
– Нет, как раз с коллегами я распрощался честь по чести... впрочем, это ничего не изменило. Я стал предателем, потому что бросил их с незаконченным проектом, и занялся воспитанием ребенка.
– Он вздохнул: - Налить тебе еще?
– Давай.
– Я приняла стакан.
– Твое здоровье. С такой жизнью оно тебе понадобится.
– Жизнь, как жизнь.
– Ну-ну. Когда братство стали отказалось и дальше охранять нашу лабораторию, я бросил проект - потому что единственный дорогой мне человек... все, что у меня осталось, - отец налил себе еще, выпил, - Словом, самым важным тогда было, чтобы моя дочь выросла в безопасности. Знал бы, что ты вырастешь - и подашься в охотники за головами...
– Не надо было сбегать.
– Я ушел, - он выделил голосом это слово, - потому что счел, что мой отцовский долг выполнен. Ты взрослый человек.
– Не получается, папа, - хмыкнула я.
– Если бы ты действительно считал меня взрослой, то попрощался бы по-человечески, а не смылся втихушку, словно нашкодивший ловелас из девичьей спаленки. Погоди , я не закончила. Если бы ты считал меня взрослой - ты бы просто ... да мог бы не объяснять, в конце концов, действительно, твоя жизнь - твое дело, кто я такая, чтобы...
– я остановилась на миг, стиснув зубы, чтобы не заплакать снова. Судорожно вздохнула, выдохнула, продолжила на два тона ниже:
– Словом, если бы ты действительно считал меня взрослой, то и поговорил бы, как со взрослой. И мне, черт побери, дико обидно, что человек, который был рядом всю мою жизнь, знает собственную дочь настолько плохо, что полагает, будто она, как и его бывшие коллеги неспособна понять, что право выбора - единственное неотъемлемое право взрослого человека. Что мой отец, - я снова почти кричала - просто наплевал на то, что я буду чувствовать, узнав, что он сбежал, побоявшись, что я устрою истерику и рвану за ним.
– Прости, но что ты сейчас делаешь?
– мягко перебил он.
– Именно что закатываешь истерику. И, кажется, я совершенно недвусмысленно сказал, что не хочу, чтобы ты меня искала.
Я рассмеялась.
– Ага, сказал. Записочку оставил.
– Неважно. Получилось именно так, как я и предполагал. Выражаясь твоими же словами: моя дочь устроила истерику и рванула следом. Несмотря на просьбу оставаться в убежище. В безопасности. И кто в итоге оказался прав? Кого полчаса назад по кускам собрали?
– он взорвался: - И прекрати ржать!
Я всхлипнула:
– В безопасности? Да здесь, на пустошах в тысячу раз безопасней, чем в этом чертовом убежище! Останься я там, и меня бы забила охрана - как Джонаса. Насмерть.
– Как?
–
– А вот так, - глумливо усмехнулась я.
– Битами. Бейсбольными. Они считали, что он помог тебе сбежать, ну, и... А я смогла выбраться только потому, что Амата вовремя предупредила... ее папочка тоже избил. Спрашивал, где я могу прятаться.
– Боже...
– Думаю, господь к этому не имел никакого отношения. Я смогла смыться, только пригрозив смотрителю, что пристрелю его дочь. Мол, это будет нетрудно, подруге она доверяет.
– Я пожала плечами.
– Блефовала, конечно. Тогда я вообще не могла выстрелить в человека. Потом пришлось научиться.
– Я не думал, что...
– А надо было. О том, что такое смотритель ты узнал, еще когда пришел в Мегатонну с младенцем на руках.
– Ты-то откуда знаешь?
– Мориарти рассказывал.
Мориарти действительно как-то обмолвился - мол, отец появился в Мегатонне недели через две после того, как в городе осел он сам. И только что сбежавший из убежища "доверчивый дурак" не пожалел черных красок, расписывая детали и своего побега и жизни в бункере. Но отец счел, что так будет лучше. Несмотря на то, что ему предлагали остаться в городе, где тогда не было врача.
– Я поступил так, как должен был. И тогда и сейчас.
– Может быть, - безразлично произнесла я. Сил на хоть какие-то проявления эмоций уже не хватала. Тяжело поднялась: - Прости, пап, давай, потом договорим. Сейчас я вообще ни на что не способна.
– Уступить тебе комнату?
– Не надо. Пойду к Вере, сниму номер, крышек полно. Хочу выспаться как следует, там поглядим.
– Проводить?
– Не надо.
Он кивнул. Окликнул уже в дверях:
– Только, пожалуйста, не уходи не попрощавшись.
– Не буду.
Я кое-как дотащилась до номера, почти на автопилоте поговорила с хозяйкой гостиницы, рухнула в постель и отключилась.
Миг четвертый: ...И по прошествии дней найдешь его
Когда, наконец, удалось продрать глаза, пипбой с мерзкой ухмылкой сообщил, что я проспала почти тринадцать часов. И не говорите, что техника не умеет мерзко ухмыляться - еще как умеет, а тот, кто считает иначе, просто не имел с ней дела.
Отчаянно зевая, я кое-как привела себя в порядок и выползла в бар для постояльцев. В который раз пожалела о том, что про чай и кофе пришлось забыть с тех пор, как ушла из убежища. Там были плантации на гидропонике. Снаружи мертвая земля не могла родить ничего кроме травы, злаков и бобовых. "Кофе" из ячменя и корней цикория - брр, пусть пьет тот, кто его придумал.
Стоило ли оно того? Любители красивых слов горазды рассуждать о свободе. Я сбежала из убежища, спасая собственную шкуру, так что, наверное, стоило. Но порой, мерзким утром после отвратительного дня, отчаянно хотелось вернуться. Так, наверное, младенец рвется обратно в тесный, но такой сытный и неизменный рай материнской утробы.
– Ой, ты здесь? Здравствуй!
Я вздрогнула, уставилась на набросившуюся на меня с объятьями девицу. Анжела из бара рядом с рынком. И с чего, хотелось бы знать, столь бурная радость?