Между вороном и ястребом
Шрифт:
– Уверен, в душе он очень гордится вами.
– возразил лорд Этьен.
– Многие отцы проявляют напускную строгость, чтобы не испортить сыновей. Надеюсь, когда придет мое время воспитывать наследника, я смогу не избаловать его, но вместе с тем дать ему всю отцовскую любовь' Ах. ваше величество, милорд Фарелл, какое это счастье - взять на руки своего ребенка! Узерен, зам не раз предстоит испытать его самим, и тогда вы со мной согласитесь! Ваша сестра и моя дорогая супруга, заше величество, просто расцвела, став матерью и я не устаю каждый день благодарить Всеблагую Матушку
– Пека лорд Этьен разливался соловьем, Аластор, согласно этикету, первым обреченно пригубил шамьет. Лучано так и не подал условленного знака, и план, похоже, рухнул, а несостоявшийся допрос превратился в обычный семейный визит. Ну что ж. к разочарованию примешивалось немалое облегчение, которое Аластор з иных обстоятельствах назвал бь трусостью но сейчас его слозно тянули в разные стороны противоположные желания. Одно - узнать, наконец, истину. Второе - не совершать того, чему отчаянно противилось чувство чести.
– А оба кузена медленно потягивали шамьет и пробовали сладости, лорд Этьен пылко восхищался искусством Лучано и любезностью Аластора, и лорд Эжен тоже оттаял, признавшись, что три дня назад получил от целителей долгожданное известие о беременности супруги, так чте его величество вскоре снова станет дядюшкой...
– Впервые в жизни едва ли не давясь шамьетом. Аластор поддакивал родственникам, поздравлял Райнгартена-командора, словно светящегося изнутри оттого, что Лоррейн, наконец, понесла, и угрюмо думал, что оказался плохим братом. А еще упрекал принцев1
– Положим, Криспин и Кристиан в самом деле не уделяли внимание Алиеноре и Беренике, но чем лучше Аластор? Да когда сестры жили в поместье он никогда не отказывался поиграть с ними, сопроводить их на верховой прогулке или составить пару во время урока танцев, но даже тогда довольно быстро начинал тяготиться их обществом.
– Нет. сначала Аластор пытался находить интерес в их бесконечной болтовне, однако говорили сестрички исключительно о рукоделии, нарядах и драгоценностях - ну что он в этом понимал?! Когда они вошли з брачный возраст, к этим разговорам прибавилось обсуждение возможных партий причем в собственные поклонники Мэнди и Лорри записывали любое существо мужского рода, задержавшее на них взгляд дольше, чем на мгновение. Они даже к месьору д'Альбрэ пытались присматриваться, но быстро разочаровались...
– И потому, когда сестры вышли замуж, Аластор вздохнул с облегчением, хотя искренне желал счастья обеим. Конечно, он любил их, совершенно точно любил . как можно любить прелестных пушистых котят, что наводят беспорядок на твоем столе, вечно лезут под ноги и проказничают но иногда ласкаются и забираются на колени, чтобы помурлыкать. И уж точно он с радостью признавал, что в замужестве Мэнди и Лорри обрели истинный смысл жизни, таким вдохновением светились их глаза, когда навещая родительский дом, сестрички говорили о своих мужьях и новей столичной жизни...
– А потом эта нежная, пусть и снисходительная любовь умерла, и Аластор вряд ли смог бы сказать, когда именно. Когда Мэнди нарушила запрет матери и рассказала Беатрис об их с Айлин побеге?
– А после этого Лоррейн, уже знавшая о проступке сестры, но не усвоившая этот урок, донесла Беатрис о ночном визите Айлин - и вот теперь Беатрис нет, нет, нет... Нет и никогда не будет! Мерзкая сплетня, принесенная его сестрой, решила судьбу Беатрис, едва не стала роковой для Айлин и оказалась смертным приговором для Лу. не говоря уже о том, как напугала Апиенору и Беренику! Нет, Аластор просто не мог любить Лоррейн которая так самодовольно разрушила их с Беа жизнь и даже не задумалась об этом...
– Но кузены Райнгартены никогда не делали ему ничего плохого! Не просили ни чинов ни привилегий ни даже просто родственного внимания, оказывать которое прямо предписывает этикет' А ведь Аластор ни разу не позвал их ни на музыкальный вечер ни на тренировку, ни попросту в гости, хотя других приглашал частенько Аранвенов и Дункана, месьора д'Альбрэ... Даже вольфгардцев и лорда Кастельмаро!
– Да. таксе откровенное пренебрежение родственниками - это уже откровенная грубость, а со стороны короля - и вовсе немилость! Причем заметная всему двору! Надо же. как вовремя он об этом подумал...
– - Разумеется, я составлю грандсиньоре Лоррейн эликсир для свежести лица - заверил Лучано. как-то незаметно оказавшийся за столом - И грандсиньоре Амандине - тоже. Ручаюсь, эти прелестные дамы не утратят красоту, даже подарив грандсиньорам по дюжине наследников и наследниц. У нас в Итлии говорят, хочешь увидего свою жену через двадцать лет - посмотри на ее матушку! А грандсиньора Джанет. несмотря на зрелый возраст, поистине прекрасна, не так ли. монсиньор?
– Аластор, вынырнув из размышлений, едва не вздрогнул. Монсиньором Лучано должен был его назвать, когда в чашках кузенов окажется зелье. Но... когда успел?'
– Когда разливал шамьет второй раз? Или это был уже третий?.. Когда показывал лорду Этьену, как в Итлии посыпают шамьет тертым шоколадом? Или когда предлагал командору апельсиновые цукаты, «лично сделанные его. Лучано, почтенным батюшкой»? Или... Да какая разница?1 Важно, что желто-зеленые кошачьи глаза сверкают ясно и дерзко, сам Лучано любезен и весел, а в минских чашках расписанных золотом по тончайиему белоснежному фарфору, исходит пряным ароматом коварный шамьет...
– Ледяное отвращение к самому себе накрыло Аластора с головой и заморозило, словно он оказался голым посреди метели.
– «Похоже, этот экзамен на короля я провалил.
– подумал сн с беспощадной откровенностью.
– Месьор наверняка сказал бы. что и на фехтовальщика - тоже Если взял в руки оружие - бей! Сомневаться нужно было раньше, и все-таки... Не могу. Просто не могу! Будь Айлин у похитителей в руках, я бы пошел на что угодно! Однако она в безопасности, а меня., мутит от мысли о том. во что я превращусь, сделав это...»
– Подождите, милорд - уронил он. и лорд Этьен замер, не донеся чашку до рта