Мгновения. Рассказы (сборник)
Шрифт:
Ему даже приятно было ощущать, как горели мозоли на его ладонях, как ныли плечи после работы, и, зажмуриваясь, он почему-то представлял: вот Лида потянулась к нему, попросила с виноватой улыбкой: «Ну поцелуй меня».
В один жаркий воскресный полдень Сергей лежал в палатке и, бездумно улыбаясь, смотрел на тонкий и желтый, как соломинка, лучик солнца, проникавший в щель. Было душно. От нагретого брезента несло горячим воздухом.
Сивошапка, взяв у Банникова зеркальце и пристроив его на своем топчане, неуклюже вертелся перед ним, щупая, одергивая новенькие жгуче-зеленые
– Бес знает що… Мнутся як лошади… Материал выпускают! Тоже мне материал!
Абашикян, копаясь отверткой в испортившихся ходиках, рукавом промокая на лбу пот, сказал строго:
– Зачем форсишь! Перед кем? Медведей пугать! Жених!
Сергей рассмеялся. Сивошапка схватился рукой за подбородок, присел при этом, нацелясь одним глазом на зеркальце, заметил с неудовольствием:
– Яка така мода? О щоб тоби оглоблей почесало с такой модой!
– Ты вот что, – не без ленивого безразличия сказал Банников со своего топчана. – Почини старые штаны, а бриджи подари Сережке. Он у нас жених… Верно, Сережка?
Узкий солнечный луч упал Банникову на лицо, его веки прикрыли остро-насмешливый блеск, тонкие губы сжались, и Сергею показалось, что Банников в эту минуту думал о том, чего не понимали другие, но понимал он, Сергей.
– Долдонишь, як теща о… о… – Сивошапка не договорил, кряхтя, опустился на топчан, озверело начал стягивать бриджи. – Да ты кумекаешь, що цэ такэ любовь? А?
– Знаю, – ответил Банников, с наслаждением вытягиваясь всем телом. – Знаю одно: любви нет в моем возрасте.
– Що такое-е? Интеллихент ты!
– Вот именно, – спокойно сказал Банников. – Любви нет. Есть выбор, сугубо материальный выбор подруги жизни – и точка. Любовь существует только в возрасте до двадцати лет. А потом… ну, скажем, так: вот ты женился бы, если бы встретил дивчину красивую, с хорошей фигуркой, но неумную? Нет, браток. А если бы она была некрасива, но умна, очень даже умна? Нет, тоже не женился бы. Есть еще вариант. Если красива, умна, но грязна, некультурна, воспитана черт те как… М-м? – Банников помолчал. – Отсюда вывод: какая, к черту, любовь, просто голый выбор! А любовь я понимаю так: какое-то органическое сходство натур… Ну и прочее… А вот Сержик этого не понимает.
– Пошел к дьяволу! – выругался Сивошапка Оглушительно. – И так рванул с ног бриджи, что едва не слетел с топчана.
Абашикян отложил отвертку, как пистолет, уставил указательный палец на Банникова, сурово поинтересовался:
– Он молодой, не понимаешь?
Молча Сергей поднялся и вышел. В эту минуту он не испытывал к Банникову ни злобы, ни неприязни, только легкая досада кольнула его. Но и это чувство прошло, когда его овеяло горячим запахом нагретых солнцем цветов, ослепило зеркальным блеском полуденного озера, там на берегу кричали разомлевшие от жары чибисы.
– Сереженька-а! – услышал он протяжный и звучный голос, оглянулся и замер.
Легко ступая босоножками по траве – на этом горном лугу, где остановилась партия, еще не было протоптано тропинок, – к палатке шла Лида. В новом платье, с косынкой через плечо, тонкая, загорелая, с острой грудью, она шла
Она подошла, с улыбкой заглянула ему в лицо. И его обдало нежным горьковатым запахом ромашек.
– Ну? – в непонятно веселом настроении спросила она и тряхнула сережками, в которых лучилось солнце. «Она стала носить сережки! – подумал он. – Зачем?»
– Лида… – прошептал Сергей. – Вы к нам?..
– Лида, Лида, ну что Лида? Эх ты… па-арень!.. Ну вот я вернулась. Соску-у-училась! – Она, засмеявшись, с любопытством спросила: – А ты, Сережа, вспоминал?
– А, Лидочка! Категорический привет! – раздался полушутливый голос Банникова, и он вышел из палатки с выражением наигранного удивления. – Слышу ваш голос… Сколько лет, сколько зим! О! В этом платье…
– О, в этом… – так же насмешливо повторила Лида. – А вы по-прежнему острите и изо всей силы размахиваете байроническим плащом? Вам не надоело?
– Терплю. – Банников не торопясь сея на ящик из-под оборудования, достал папиросы. – Между прочим, в этих горах ваши чары нужны как рыбе зонт, прошу прощения…
– Вот как?! – Лида помолчала, и на миг как-то некрасиво напряглось ее лицо. – Может быть, чары приготовлены для вас? – наконец сказала она. – А если это так?
– Безрезультатно. – Банников выпустил струю дыма, затем нанизал на нее колечко. – Я не в счет. Я молодой старик, Лидочка.
Лида перевела глаза на Сергея, и он увидел в них что-то незащищенное, по-детски жалкое, но сейчас же она овладела собой – уголки губ дрогнули в улыбке.
– Очень хорошо… Пойдемте, Сережа, – уже беспечно сказала она и тряхнула головой. – Вы хотите в горы? Сегодня свободный день…
И взяла его под руку с ласковым видом.
– Вот, вот, – равнодушно заметил Банников. – Он пойдет за вами хоть на край света. Он лишь доверчивый мальчик…
Сергей, готовый встать на защиту Лиды, хотел ответить ему резкостью, но в ту же минуту она отпустила его локоть, с вызовом повернулась к Банникову, заговорила быстро:
– Знаете что! Я могу пригласить и вас. Хотите? Вы! Мужчина!.. Байрон! Я вас приглашаю!
– Что ж, пойдемте, – с вялой решимостью согласился Банников, встал с ящика, намекающе подмигнул Сергею: – Пойдем цветочки собирать.
Когда они миновали лагерь, начали подыматься в горы, все здесь было накалено полуденным зноем: и камни, и трава, и желтые стволы сосен. Было жарко и тихо. Только в горах неистово кричали дрозды.
Они взбирались по тропинке, иногда Лида преувеличенно громко просила Сергея подать руку, и он, расставив ноги, с нерешительностью слегка сжимал ее кисть своей большой грубой рукой, помогая ей, чувствуя, как мозоли его касались тонких цепких ее пальцев, и пунцово краснел, лоб покрывался потом. Банников независимо шел поодаль, насвистывая, продирался сквозь кусты, отстраняя от лица ветви и паутину; в его отглаженные матрацем синие брюки ежами вцеплялись колючки, он изредка сбивал их сорванным прутиком, брезгливо морщился.