Microsoft Word - VK Chapter 4.docx
Шрифт:
– А что… – моя боль, кипящее олово, отливается в ярость. – А что вы мне
сделаете?! Что вы мне сделаете--то?! А?!! – кричу я ему в ответ. – Что?!
Черные глазницы пялятся мне внутрь.
– Не здесь, – говорит доктор.
– Ничего вы мне не сделаете! – я юлой выкручиваюсь. – Мы все равно
свалим отсюда! – проскальзываю у старшего между ног и выбегаю
через кабинет, через затрепыхавшихся пациентов, в коридор.
Мчусь к лифту, влетаю в него, жму все кнопки
сто лет назад, в детстве, слышанную байку, что в интернате есть еще и
нулевой этаж, через который сюда и попадают новички. Мол, если нажать все
кнопки одновременно и подержать определенное время, тебя доставят то ли
вверх, то ли вниз – на этот тайный уровень…
Дверь закрывается, лифт ползет куда--то. Если нулевого этажа не
существует, мне хана.
Когда створки разъезжаются, я не могу определить, на каком этаже
очутился. Белые стены, белый потолок… В коридоре никого. Я, оскальзываясь,
бегу вперед мимо запертых дверей, ища хотя бы одну открытую.
Наконец вижу проем. Ныряю в него, не понимая еще, куда попал,
прижимаюсь к стене, сползаю по ней. Почему за мной нет погони? Старший
вожатый ни за что не простит мне этой выходки… Не простит, что я видел
окно и смотрел в него, что узнал про выход.
Оглядываюсь.
Я в кинозале; он совсем пустой, и свет тусклый – все сейчас на занятиях.
Медленно проползаю через ряды, забиваюсь в дальний угол, вызываю
плейлист, прошу «Глухих».
Включаю с самого начала.
Меня колотит озноб. Чтобы согреться, забираюсь на сиденье с ногами,
прячу подбородок в коленях.
Титры.
Я сижу на нагретых досках веранды, рядом со мной стоит пара детских
сандалий; в приоткрытой оконной створке вижу настоящего живого кота –
толстого, бело--рыжего. Бриз покачивает коконы кресел, в которых спиной ко
мне сидят два человека – мужчина и женщина. Синяя струйка дыма на
короткий миг возникает в воздухе – и тут же исчезает, размазанная ветром.
Смотрю на велик, который я, накатавшись, бросил в траву. По
хромированному бликующему звонку ползет муравей. Солнце, закатываясь за
зеленый холм, увенчанный старой церквушкой, на прощание целует мне руки.
Мне хорошо, покойно и удивительно мирно. Я на своем месте.
– Давай смоемся отсюда… Одному у меня не получится, а вдвоем… –
говорю я Девятьсот Шестому.
Он не отвечает.
Я чувствую, что воздух вокруг становится вязким, плотным, как вода,
что его, как чернила каракатицы, наполняет, мутит надвигающаяся беда.
Несчастье нависает переполненным выменем над домом из кубиков,
придавливает
сосать его яд.
Но я притворяюсь, что это все не сейчас, не со мной. Ставлю видео на
паузу, ставлю на паузу время, чтобы отвратить неотвратимое.
– Ну че, глиста? – слышу за спиной.
Пятьсот Третий! Его голос! Мне не надо оборачиваться, чтобы понять,
кто говорит со мной. Поэтому, вместо того, чтобы тратить время на лишние
движения, я сразу рвусь вперед. И не успеваю.
Мою шею запирает его локоть. Он рвет меня назад и вверх,
выкорчевывая меня из моего гнезда, придушивая и перетягивая на задний
ряд. Я извиваюсь, стараюсь освободиться – но его жилистые руки окаменели,
я не могу разжать замок.
– Не смей! Не смей! Я… Я… Я им… фффсе рассскажшууу….
Я дрыгаю ногами – хоть за что--нибудь зацепиться бы, хоть какую--
нибудь бы опору…
– А ты что думаешь… Они не знают?. – говорит он мне в шею.
Пятьсот Третий смеется сипяще: «Ххххх…» -- и продолжает удавливать
меня; его дыхание щекочет мне затылок. Я пытаюсь бить назад, надеюсь
попасть ему по яйцам, но он держит меня как--то хитро, и я все промахиваюсь;
а даже если бы и попал – с воздухом из меня ушли все силы, удар получился
бы слабый, как во сне.
– Мне поручили… Тебя… Наказать…
Он свободной рукой нашаривает пуговицу на моих штанах, рвет ее,
сдергивает штаны вниз – до колен. Мою спину трогает что--то маленькое,
твердое, мерзкое. У него встало!
Внизу живота мерзко щекочет. Я сейчас…
– Отвали! Отвали! Слышишь!
И тут мне колени заливает горячим. Я мертвею от ужаса и от стыда.
– Ты что, обоссался?! Ах ты, говнюк! Ты обоссался?!
Хватка слабнет. Я пользуюсь этим, выкручиваюсь, бью его пальцами в
глаза, пытаюсь сбежать – но он справляется с брезгливостью, заваливает меня
на пол, в проход между сиденьями, подминает под себя…
Его глаза полуприкрыты, рот ощерен, я вижу щели между зубами…
– Ну давай… Попробуй удрать… Малыш…
И тут я делаю единственное, что могу сделать в этой скользкой
звериной борьбе.
Отчаянным броском рвусь вверх и впиваюсь в его ухо. Процарапываю
зубами по потным волосам, по коже, стискиваю челюсть, давлю!
– Мразота! Выпусти! Паскуда! Аааа!!!
Пятьсот Третий, забыв себя от боли и страха, толкает меня, я
отваливаюсь – с мягким и горячим во рту; он зажимает ладонью кровавую
дыру на своей голове. Во рту солоно и отдает еще чем--то незнакомым, он