МИД, Кремль, кувейтский кризис

Белоногов А. М.

ѕ немедленно начал возвращение Ираком всей кувейтской собственности.

В резолюции Совета также содержались требования к Ираку организационно-военного порядка, а именно, чтобы он

ѕ назначил военных начальников для встречи с командующими МНС с целью урегулирования военных аспектов прекращения военных действий;

ѕ обеспечил немедленно доступ ко всем военнопленным, их освобождение и возвращение останков погибших;

ѕ представил всю информацию и содействие в выявлении иракских мин и других взрывчатых устройств.

И, наконец, Совет Безопасности обратился ко всем государствам-членам ООН и международным организациям с просьбой оказать содействие в восстановлении Кувейта.

Надо

сказать, что в эти первые мирные дни Советский Союз, помимо участия в подготовке этой резолюции, обеспечивал связь между Багдадом и ООН, а также способствовал организации контактов на месте в Ираке между командованием МНС и иракским руководством. В дальнейшем нужда в таком содействии отпала, но на первом этапе оно было крайне нужным.

Т.Азиз официально подтвердил принятие Ираком резолюции 686.

3 марта генерал Норман Шварцкопф и его саудовский сокомандующий генерал-лейтенант Халед Ибн Султан разместились в центре стола, установленого под тентом на занятой союзниками иракской авиабазе Сафван вблизи границы с Кувейтом. Напротив сели замначальника генштаба вооруженных сил Ирака генерал-лейтенант Султан Хашим Ахмад и командир третьего корпуса генерал-лейтенант Салах Абуд Махмуд. Они подписали документ, излагавший уловия прекращения огня и порядок дальнейшего взаимодействия. Так был официально положен конец 42 дням воздушной и наземной операций, принесших одной стороне (коалиции) триумф, другой (Ираку) – поражение. Правда, иракская пропаганда так не считала, утверждая, что, напротив, победа осталась за Ираком. Последствия этой «победы» иракскому народу предстояло расхлебывать еще многие годы.

5 марта по багдадскому радио было объявлено, что Ирак согласился признать недействительной аннексацию Кувейта и вернуть ему трофейное имущество, включая золото, валюту, авиалайнеры, сокровища кувейтского музея и другие вывезенные ценности. Так было продолжено выполнение Багдадом требований ООН, в том числе изложенных в резолюции 686.

Меня в этот день в Москве не было, я находился в Вене, где встретился с министром иностранных дел Австрии А. Моком. С января 1991 года Австрия стала членом, а в марте председателем Совета Безопасности, где предстояло разработать и принять очень ответственный документ относительно окончательного политического урегулирования кризиса в Заливе. Так что интерес к обмену мнениями по текущей ситуации и ее перспективам был взаимным. Разговор получился полезным. Главное, у нас было единое понимание в отношении сохранения центральной роли Совета Безопасности в решении всех кардинальных аспектов режима, который предстояло выработать в отношении Ирака и контроля за обеспечением его соблюдения.

Бейкер в Москве: курс на БВУ

По возвращении в Москву я с головой окунулся в подготовку к визиту Бейкера: соответствующих памяток для президента и министра, а также отдельного документа, который М.С. Горбачев должен был передать Бейкеру с изложением взглядов советской стороны на возможную систему региональной безопасности в зоне Персидского залива. Работа над таким документом у нас в МИДе началась еще пару месяцев назад, но, как всегда бывает, в последнюю неделю все равно пришлось авторам немало потрудиться, чтобы довести ранее сделанные заготовки до нужной кондиции.

Бейкер в это время совершал турне по Ближнему Востоку. Он побывал в Кувейте, Саудовской Аравии, Египте, Израиле и Сирии. В Москве переговоры с ним прошли 15 марта, как обычно, в два этапа – сначала беседовали министры, потом Бейкера принял президент. Тем для обмена мнениями было много, но в центре внимания на этот раз оказались проблемы арабо-израильского конфликта. История советско-американского взаимодействия в этой сфере насчитывала не один десяток лет. Бывало всякое – и хорошее, и плохое,

а чего больше, сразу и не скажешь.

Бейкер однажды уже пробовал сдвинуть с мертвой точки проблему БВУ, но неудачно. Выдвинутый им в декабре 1989 года план (так называемые «пять пунктов Бейкера») вызвал в апреле 1990 года острейшую дискуссию в коалиционном правительстве Израиля, которая привела к его развалу. После сформирования Шамиром нового правительства в июне 1990 года Израиль официально отклонил бейкеровские пять пунктов, и американская инициатива заглохла. Прервался и диалог США с ООП, проходивший с декабря 1988 года в Тунисе. Поводом к разрыву послужила террористическая акция, организованная Палестинским фронтом освобождения в мае 1990 года у побережья Израиля. Несмотря на этот негативный опыт, в Вашингтоне с подачи того же Бейкера все же решили, что в результате триумфа операции «Буря в пустыне» престиж США в регионе настолько вырос, что есть смысл попробовать на волне успеха вновь попытаться взяться за БВУ. К этому их подталкивала и хельсинкская договоренность с СССР, и все более настоятельные наши призывы объединить усилия, чтобы сообща заняться ближневосточным урегулированием и ее сердцевиной – палестинской проблемой. Общее направление, в котором шли мысли американцев, было нам известно: о нем шла речь в Вашингтоне, когда там был с визитом А.А. Бессмертных в феврале 1991 года. Имелся в виду «двухколейный подход» к налаживанию мирного процесса на Ближнем Востоке. Его-то и проговаривал Бейкер в ходе своей нынешней поездки.

«Двухколейность» не противоречила нашему видению организационной стороны дела. Запустить движение по одному из этих двух треков – израильско-палестинскому мы и сами старались, оказывая содействие налаживанию такого диалога в 1989 году и в течение первой половины 1990 года, но тогда диалог не состоялся из-за неуступчивой позиции Шамира. Сложнее было со вторым треком – международной конференцией. Классическая позиция СССР состояла в отстаивании ооновской эгиды для такой конференции и особой роли «пятерки» постоянных членов СБ. Но это уже многие годы категорически отвергалось Израилем, который, как нас убеждали, был «сыт по горло» многочисленными резолюциями Генассамблеи и Совета Безопасности, содержавшими, надо сказать, отнюдь не беспочвенную критику политики Тель-Авива на оккупированных арабских территориях (правда, были и «перехлесты»: я имею ввиду прежде всего резолюцию Генассамблеи, приравнявшую сионизм к расизму). Так или иначе, ооновская эгида вызывала у израильтян устойчивую аллергию, и этот барьер надо было как-то устранять.

В Москве также хорошо понимали, что линия ООП в связи с кувейтским кризисом ослабила международные позиции этой организации и не могла способствовать изменению известного негативного подхода Израиля к участию ее представителей в палестино-израильском диалоге. Но другой руководящей силы у палестинцев не было. Кроме того, как-то не верилось, что после фиаско с аннексией Кувейта Ясир Арафат будет продолжать идти прежним курсом, а не попытается подправить свою репутацию. В любом случае мы не видели альтернативы поддержке ООП как непременного участника БВУ, хотя и сознавали, что именно проблема формирования палестинской делегации станет одной из основных трудностей на пути налаживания мирного процесса.

Переговоры с Бейкером по БВУ прошли в целом конструктивно. Его предложение заменить ооновскую эгиду конференции как непроходной вариант на американо-советское коспонсорство нас устраивало. Конечно, это предполагало восстановление между СССР и Израилем дипломатических отношений, но к этому мы внутренне вот уже несколько лет были готовы и ждали только подходящего момента, чтобы «разменять» эту подвижку на что-то политически стоящее, например, согласие Израиля на участие в мирной конференции.