МИД, Кремль, кувейтский кризис
Шрифт:
Глава X
ПОЧЕМУ ТАК ПРОИЗОШЛО: РАСЧЕТЫ И ПРОСЧЕТЫ
И во время кризиса, и еще долго после него меня не оставлял вопрос: как могло случиться, что иракское руководство решилось на захват Кувейта, как оно так грубо просчиталось в оценке реакции и арабов, и Запада, и Советского Союза, почему с таким упрямством, игнорируя, казалось бы, очевидные вещи, упорствовало до последнего, поставив собственную страну на грань катастрофы. Полной ясности нет и сейчас, десять лет спустя, когда пишутся эти строки. Багдад крепко хранит свои тайны, стараясь показать, что ему не в чем раскаиваться. Не опубликованы даже официальные данные о понесенных Ираком потерях, человеческих и материальных. И, судя по всему, так будет продолжаться до тех пор, пока у государственного руля там будет оставаться та же самая группа лиц, которая довела страну до поражения. Что произойдет после, покажет время. Наверное, и в некоторых других столицах есть свои секреты, связанные с
И тем не менее, общая картина генезиса кризиса с тех пор стала много яснее. Всплыли некоторые небезынтересные факты, документы, опубликованы мемуары ряда ведущих политических фигур того времени. По мере возможности я старался быть в курсе того, что появлялось. И теперь хочу изложить на базе всего, чем располагаю, свое представление о случившемся.
Большая игра Багдада, или зачем было вторгаться в Кувейт
Ответ на вопрос, зачем было захватывать Кувейт, полагаю, лежит в двух плоскостях: геополитической (или стратегической) и более приземленной – финансовой. Что касается первой, то Саддам Хусейн никогда не скрывал, что считает иракцев цветом арабской нации, ее костяком и основной силой, отводя соответственно и Ираку некую особую лидирующую роль в арабском мире, разделение которого на два десятка государств считал следствием колониализма и явлением, которое нужно преодолевать. Отсюда установка на то, чтобы добиться для Ирака доминирующего положения в регионе, что признавалось бы как соседними странами, так и Западом. Главное средство выхода на такие позиции виделось в наращивании военной мощи Ирака, обладании ядерным оружием как инструментом устрашения и сдерживания и другими эффективными видами оружия, в том числе массового поражения. Багдад тайно осуществлял соответствующие военные программы, одновременно поставив себе задачей добиться радикального усиления своих позиций в зоне Персидского залива как критически важной для энергетического благополучия Запада и сулящей тому, кто там господствует, огромные доходы и рычаги влияния. Поскольку война против Ирана не только ничего в этом смысле не дала, но обернулась огромными издержками, Багдад срочно сменил направление своей внешней экспансии. Ее следующим объектом был избран богатый, но слабый в военном отношении Кувейт, с дальнейшим прицелом на ОАЭ и в перспективе, возможно, на Саудовскую Аравию.
Когда возник этот замысел, сказать трудно. Но то, что нападение на Кувейт не было импровизацией и что к нему заранее тщательно готовились, не вызывает сомнений.
Острая нехватка у Багдада денег, требовавшихся для выплаты долгов и финансирования объектов военного и иного строительства, лишь побудила Багдад форсировать события. Выжди он несколько лет, и многое могло обернуться по-другому, если бы в арсенале Ирака оказалось ядерное оружие.
Бейкер считает, что фактором, побудившим Саддама Хусейна поторопиться, стало быстро протекавшее превращение биполярного мира в однополярный. По мнению эксгоссекретаря, в Багдаде исходили из предположения, что с установлением однополярного мира у Ирака резко упадут шансы выйти в Заливе на доминирующие позиции. Не исключаю, что и такое соображение могло иметь место, когда в Багдаде прикидывали варианты действий, но скорее, все-таки, выбор момента для операции определялся более прозаическим обстоятельством – нужны были деньги, причем быстро и большие, так как страна стояла на грани банкротства после пирровой победы над Ираном.
Руководству Ирака, конечно, не хотелось признать, что причина резко ухудшегося экономического и финансового положения страны – результат его собственной деятельности. Куда проще и выгоднее обвинить во всем малые страны Персидского залива, чья политика будто бы направлена на «удушение» Ирака. Такой пропагандистский разворот давал одновременно возможность канализировать эмоции населения страны в том направлении, на котором теперь планировалось осуществлять экспансию.
Колебания цен на мировом нефтяном рынке происходят под воздействием многих факторов, в том числе, разумеется, и в результате переизбытка предложений на рынке. Превышение квот на добычу нефти, устанавливаемых ОПЕК, – не столь уж редкое явление, и трудно найти страну, которая в тот или иной момент не грешила бы в этом плане. Вполне возможно, что и Кувейт, и ОАЭ выходили в 1990 году за пределы установленных для них квот. Но, во-первых, это не значит, что падение мировых цен на нефть является следствием только уровня нефтедобычи в Кувейте и ОАЭ. Во-вторых, даже если бы это было и так, то это все равно не давало ни Ираку, ни какой-либо другой стране право на применение вооруженной силы. Для разрешения подобных коллизий есть другие способы. Для этого, в частности, существует и сама ОПЕК.
Кувейт стал объектом иракской экспансии именно в силу своего географического положения, так как в этом случае Ирак получал бы широкий выход в Персидский залив, а также по причине своего продвинутого финансово-экономического положения в регионе. Богатства Кувейта – нефтяные и денежные – несомненно играли роль магнита, притягивавшего к себе внимание тех, кто руководил Ираком. При одном из посещений Москвы Тарик Азиз сказал, что если бы не появление американских войск в Саудовской Аравии, развитие событий
Вызывающая манера поведения Багдада в ходе и сразу после захвата Кувейта не могла не наложить своего отпечатка на восприятие событий, но не более того. Суть отношения государств к действиям Багдада определялась все же соображениями иного, глубинного порядка, прежде всего тем, как эти действия затронули их собственные конкретные национальные интересы или принципы мироустройства, нарушение которых они сочли недопустимым.
Как нейтрализовать опасных соседей?
Трудно предположить, чтобы в иракском руководстве не задумывались над тем, как отреагируют другие страны на вооруженное вторжение в Кувейт и его оккупацию. Почему же это его не остановило, где и почему были допущены просчеты? Ведь акцию готовили не только в сугубо военном плане, но и в политико-дипломатическом и пропагандистском.
Сразу замечу: некоторые предпринятые Багдадом меры сработали. Готовясь к вторжению, там не могли, например, не подумать о соседях, в первую очередь тех, от кого можно было ожидать резкой реакции, вплоть до военной. Такой сюрприз мог, в частности, преподнести Израиль. Иракцы помнили, как воспользовавшись войной Ирака с Ираном, Израиль нанес внезапный бомбовый удар по строившемуся близ Багдада с помощью французов ядерному центру Озирак, отбросив реализацию ядерной программы Ирака на несколько лет назад. Поскольку с тех пор многое Ираком было наверстано, а, возможно, и превзойдено, логично было ожидать израильских контрмер, когда дело дойдет до Кувейта. Дабы отбить к ним охоту, С. Хусейн 2 апреля 1990 года в речи перед военной иракской элитой обрушился с особо резкими угрозами в адрес Израиля. Он пообещал уничтожить половину этой страны с помощью химического оружия, если она попробует совершить нападение на Ирак. Речи иракского руководителя была придана нарочито широкая огласка. Чтобы повысить действенность предупреждения, Багдад демонстративно развернул несколько ракетных установок в западной части страны, откуда ракеты могли бы достать любой город Израиля. Понятно, что израильтяне отнеслись к угрозе со всей серьезностью.
Не желая, однако, портить на этой почве отношений с ключевыми странами Запада, тем более в преддверии «разборки» с Кувейтом, Багдад сразу же предпринял следующий маневр. По просьбе С. Хусейна король Саудовской Аравии Фахд направил к нему в Багдад человека, пользующегося большим кредитом доверия на Западе – принца Бандера Ибн Султана, тогдашнего саудовского посла в Вашингтоне. Последнего иракский руководитель просил передать заверения Дж. Бушу и М. Тэтчер в том, что у него нет ни малейших намерений нападать на Израиль. Бандер это поручение выполнил (об этом он сам мне рассказывал в Москве).
Чтобы иметь свободу рук против Кувейта, Багдаду требовалось также обезопасить себя от Ирана. С ним с 1988 года действовало прекращение огня, но не было мирного договора, и обе стороны продолжали держать значительные вооруженные силы друг против друга. При этом некоторые иранские приграничные участки оставались в руках иракцев. Не выполнялись и договоренности об обмене пленными. Сохранять такую ситуацию было неразумно тем более, что доверие между Тегераном и Багдадом оставалось на нулевой отметке.
Пригрозив прилюдно в начале апреля кулаком Израилю, Багдад в том же месяце тайно протянул руку дружбы Тегерану. Там сильно удивились, получив личное послание Саддама Хусейна, адресованное президенту Ирана А. Хашеми-Рафсанджани. В нем, наряду с рассуждениями общего характера о стремлении к миру с Ираном, содержалось конкретное предложение провести ирако-иранскую встречу на высшем уровне. Иранское руководство, поразмыслив некоторое время и решив, что оно ничего не теряет, если продемонстрирует добрую волю, направило ответное послание, где высказало свои соображения относительно того, как должен развиваться переговорный процесс – начать с уровня экспертов, затем могла бы состояться встреча министров иностранных дел и уж потом только, если создадутся надлежащие предпосылки, встреча в верхах. В мае месяце от Саддама Хусейна в Тегеран пришло новое послание, открывшее путь к началу переговоров.