МИД, Кремль, кувейтский кризис

Белоногов А. М.

Таково основное содержание беседы между президентом Ирака и послом США, состоявшейся за неделю до вторжения.

Помогал ли Вашингтон Багдаду просчитаться?

Намек и предупреждение американскому послу насчет возможности применения силы были более, чем прозрачные. Так, видимо, полагал сам Саддам Хусейн. Но так ли это восприняла посол США и через нее американское руководство? Была ли у посла США возможность тогда же резче обозначить негативное отношение к применению силы для решения ирако-кувейтских и ирако-эмиратских разногласий? Конечно, была, и потом ее будут обвинять в прессе, что она этого не сделала, даже услышав не слишком завуалированные угрозы С. Хусейна прибегнуть к терактам и ракетам против самих США. Но эта возможность не была послом использована, потому что Гласпи как раз хорошо знала суть политики Вашингтона – не отталкивать

Ирак, а, напротив, перетягивать его на американскую сторону и поэтому «смотреть сквозь пальцы» на некоторые «излишества» в поведении Ирака и самого С. Хусейна. Показательно, что получив сообщение Гласпи о ее беседе с президентом Ирака, в Вашингтоне были вполне удовлетворены им. Во всяком случае ей не направили никаких указаний, которые в чем-то бы корректировали ее линию. Потом Гласпи скажет в интервью газете «Нью-Йорк таймс»: «Конечно, я не думала, как и никто не думал, что иракцы собираются захватить весь Кувейт. Каждый кувейтянин и саудовец, каждый аналитик на Западе также совершил тут ошибку. Это меня не извиняет. Но людей, которые теперь утверждают, что все было ясно, почему-то тогда не было слышно».23

Высказывание Гласпи интересно прежде всего косвенным признанием того, что Вашингтон действовал на основе предположения, что Ирак, если и решится на агрессию, то лишь малого масштаба, что вписывалось в целом в концепцию развития отношений с Ираком. Как писала «Нью-Йорк таймс» в сентябре 1990 года, ссылаясь на старших должностных лиц американской администрации, стратегия госдепартамента основывалась в том числе и на том, что «Вашингтон и большинство в арабском мире, вероятно, смогут примириться с ограниченным вторжением в Кувейт, в ходе которого иракские войска захватят кусочки кувейтской территории, чтобы добиться уступок».24

Это впечатление подтверждают последующие действия Вашингтона. Докладывая в столицу о встрече с С. Хусейном, Гласпи отметила, что иракский лидер заинтересован в улучшении отношений с США и нашла его манеру поведения «сердечной, разумной и даже теплой», а его акцент на том, что он хочет мирного решения, «безусловно искренним, так как иракцы устали от войны».25 Гласпи сообщала, что объявление о совместных учениях с Эмиратами оказало нужный эффект. Саддам обеспокоен по поводу американских намерений и горит желанием избежать антагонизации Соединенных Штатов. «Мы притянули к себе его внимание, и это хорошо», – сообщала посол. 26 Гласпи рекомендовала занять примирительную позицию. «Полагаю,– докладывала она,– что сейчас было бы оправданным ослабить публичную критику в адрес Ирака и посмотреть, как станут развиваться переговоры».27

Посол Гласпи сильно ошиблась и в оценке намерений С. Хусейна, и в своих рекомендациях. Однако Вашингтон им последовал. Уже в тот же день Джон Келли наложил вето на текст радиопередачи «Голоса Америки», где предполагалось особо сказать о заботе США о друзьях в Заливе. А 28 июля Гласпи вручила Тарику Азизу для передачи Саддаму Хусейну ответное послание Джорджа Буша. Оно составлялось в Совете национальной безопасности. В нем вновь отмечалось стремление США улучшать свои отношения с Ираком и подтверждалось отсутствие у него позиции по существу разногласий относительно прохождения границы между Ираком и Кувейтом. О концентрации иракских войск на границе не было сказано ни слова. «Мне было приятно узнать,– говорилось в послании Буша,– о договоренности между Ираком и Кувейтом начать переговоры в Джидде для нахождения мирного разрешения существующей между вами напряженности. Соединенные Штаты и Ирак оба имеют большую заинтересованность в поддержании мира и стабильности на Ближнем Востоке. Посему мы считаем, что трудности лучше всего разрешать мирными средствами, а не угрозами, сопрягаемыми с военной силой или конфликтом».28 Дж. Бейкер в своих мемуарах признает, что это послание не было достаточно твердым и что у С. Хусейна вполне могло сложиться впечатление, что США не так уж сильно обеспокоены ситуацией.

Такое впечатление могло лишь укрепиться после опубликавания в «Вашингтон пост» на основе брифинга в президентской администрации сообщения о том, что официальные лица в госдепартаменте, Белом доме и верхних эшелонах Пентагона настроены против втягивания в военные обязательства по защите Кувейта. Да и сам отъезд Гласпи в отпуск вполне мог восприниматься Багдадом как показатель отсутствия у США намерений действовать активно (посол не покидает страну, где он аккредитован, без санкции своего центра. Вторжение Ирака в Кувейт застало Гласпи в Лондоне. В Багдад она уже не возвращалась).

За

день до вторжения, 31 июля, Джон Келли давал показания в подкомиссии по Ближнему Востоку Комиссии по международным делам палаты представителей. Там он появился, чтобы возражать от имени администрации Буша против попытки отменить правительственные гарантии на предоставляемые Ираку кредиты. В центре внимания оказался, однако, вопрос о мерах по защите Кувейта. Келли упорно твердил, что у США нет никаких обязательств приходить Кувейту на помощь, а на прямой вопрос, как поступят США в случае иракского вторжения в Кувейт, Келли, назвав вопрос гипотетическим, отказался что-либо говорить по его существу. 1 августа сообщения об этих слушаниях прошли по страницам мировой печати и в радиопередачах. И, конечно, подверглись тщательной оценке в Багдаде.

Полтора месяца спустя, когда в конгрессе США начали разбираться, «кто виноват», председатель Комиссии по международным делам палаты представителей Ли Гамильтон устроил Келли публичный разнос, заявив, в частности: «Вы оставили впечатление, что политика Соединенных Штатов состоит в том, чтобы не приходить на защиту Кувейта».29 Совершенно верная констатация.

В книге саудовского сокомандующего войсками МНС Халеда Ибн Султана есть один интересный фрагмент. Он утверждает, что ему достоверно известно, что Саддам Хусейн передал через Гласпи еще одно послание президенту США, где было сказано, как он пишет, примерно следующее: «Насколько Вам известно, я успешно противостоял Ирану, ведя с ним войну, однако, вместо вознаграждения англичане и кувейтцы загоняют меня в угол. Пожалуйста, возьмите в расчет, что моя репутация безупречна в том, что касается нефти. Я никогда не действовал безответственно в этом отношении и никогда так не буду действовать. Я хочу, чтобы наш диалог продолжался. Я именно тот человек, с которым Вам следует иметь дело в этом регионе».30

Если отталкиваться в анализе данной версии от приписываемого С.Хусейну желания продолжить диалог с президентом США, то логично предположить, что изложенное послание могло быть ответом на послание Джорджа Буша от 28 июля. Было бы даже странно, если, получив послание президента США, иракский руководитель, придававший американскому фактору первостепенное значение, никак бы не ответил на это личное обращение. Что же касается содержательной стороны иракского послания, то все его элементы фактически в той или иной форме уже присутствовали в беседе С. Хусейна с Гласпи, и не было бы ничего особенного в их концентрированном воспроизведении.

Впрочем, такого рода обращение к Бушу могло быть передано Тариком Азизом и через заместителя Гласпи Вилсона, оставшегося во главе посольства после отъезда Гласпи из Багдада. 2 августа Азиз принял временного поверенного США для объяснения мотивов иракского вторжения в Кувейт, причем принял его первым среди представителей государств – постоянных членов Совета Безопасности, что тоже было знаком особого внимания к США.

Я сознательно столь подробно остановился на перипетиях ирако-американских взаимоотношений, чтобы предоставить читателю достаточно материала для вынесения собственного суждения о том, как могло случиться, что Вашингтон и Багдад, активно проводившие политику взаимного флирта, враз 2 августа оказались по разные стороны баррикады, из партнеров мгновенно стали непримиримыми противниками. Иногда на страницах печати можно встретить рассуждения о том, не явилась ли война в Заливе результатом некоего хитроумного замысла или заговора. У режима Саддама Хусейна, конечно, хватало и хватает врагов и в Америке, и в Израиле, и в арабских странах. Но при всем желании у них не было возможности превратить Кувейт в ловушку для Багдада. Посадить себя в этот капкан мог только сам Саддам Хусейн.

«Корни просчетов Саддама находятся в США» – такой заголовок предпослала респектабельная американская газета «Крисчен сайенс монитор» материалу, где оценивала действия своего правительства, когда стало известно содержание американо-иракских контактов накануне кризиса. Газета нашла, что «крен Америки в сторону Ирака вполне мог породить у иракского диктатора веру в то, что вторжение в Кувейт сойдет ему с рук».31 «Нью-Йорк таймс» сказала еще определеннее: так произошло, «потому что политика Буша-Бейкера состояла в умиротворении диктатора, и ее с энтузиазмом осуществляла наш посол».32 «Наша иракская политика,– писала «Вашингтон пост»,– провалилась дважды: во-первых, неправильно интерпретируя намерения Саддама и, во-вторых, оказавшись не в состоянии сделать ясными заранее наши собственные намерения, что могло бы его остановить».33