Мифы и легенды народов мира. Том 8. Древняя Индия
Шрифт:
— Лакшмана! — воскликнул он. — Эти цветы я подарил Сите, чтобы она сплела из них венок. Удивительно, что они не завяли!
Двигаясь дальше, братья увидели обломки золотой колесницы и усыпанные изумрудами разбитые доспехи, а рядом с ними — перья большой птицы. Углубившись в лес, они наткнулись на смертельно раненного царя коршунов Джатайю. Узнав друга своего отца, Рама обнял его, и из прерывающейся речи братья узнали, что Джатайю услышал женский крик «Рама! Рама!» и, подняв голову, увидел летящего на золотой колеснице Равану с Ситой. Он сразил могучим клювом крылатых коней, убил возничего, сломал колесницу, но Ситу
— Не отчаивайся, Рама, — закончил Джатайю свой рассказ. — Боги дали мне понять, что ты отыщешь Ситу и ее освободишь. Помощником же тебе будет царь обезьян.
Это были его последние слова. Рама повелел Лакшмане набрать сухих ветвей, выбрать у реки место для погребения и предать тело крылатого героя священному огню.
— Теперь ты должен успокоиться, брат, — убеждал Лакшмана Раму. — Джатайю, облетающий небо, был близок к богам и знал их волю. Сита к тебе вернется.
— Не знаю, что и думать, — молвил Рама, грустно покачивая головой. — Меня смущают его слова о царе обезьян. Разве у обезьян бывают цари? А если они и есть, какая от обезьян помощь?
Долго шли братья непроходимым лесом, расчищая себе дорогу мечами, преодолевая завалы деревьев, переплывая реки, пока не достигли прекрасного озера. Прибрежные воды его сверкали белыми лилиями, вокруг зеленого островка в центре плавали белые лебеди, на склонах уходящей в небо горы тысячи цветов сплетались в многокрасочный ковер, по которому, соперничая с ним яркостью красок, плясали павлины. Шум колеблемой ветерком листвы сливался с гудением пчел. Одуряюще пахли жасмины.
Но и это великолепное зрелище, эти звуки и запахи не могли утешить Раму. Напротив, он еще больше страдал от разгорающегося пожара тоски. Листья ашоки жгли его, как раскаленные угли. Насыщенный ароматами ветер напоминал ему благоуханное дыхание Ситы. Она вставала в его воображении такой, какой он ее видел, покидая хижину, — спокойной, не ждущей беды. И рыдающей, как в то мгновение, когда им сообщили об изгнании.
Великий союз
В то утро царь обезьян Сугрива покинул пещеру, служившую ему убежищем, но, увидев двух воинов, расположившихся на берегу, немедленно спрятал голову. «Мой брат Валин изгнал меня, а теперь подослал людей, чтобы отправить меня в царство Ямы», — подумал он и растолкал спавшую в углу огромную обезьяну.
— Вставай, Хануман! —сказал он. —Там, на берегу озера, двое. Не их ли послал мой братец, чтобы меня убить? Если это не так, приведи этих людей; они могут оказаться нам полезными.
Приняв облик отшельника, сменив копье на посох, Хануман полетел вниз таким образом, чтобы пришельцы не видели, как он опускается на землю.
Приблизившись к братьям, занятым беседой, Хануман их приветствовал:
— Мир вам, добрые люди!
— И тебе мир, — отвечал Рама. — Ты выбрал для молитв хорошее место. Здесь все дышит покоем.
— Так вы пришли сюда за покоем? — спросил Хануман.
— Не совсем, хотя мы потеряли покой, — ответил Рама.
— И мой господин тоже его потерял. Он изгнанник. Видите гору? Посредине ее отверстие. Это вход в пещеру. Там я живу с владыкой Сугривой.
— Как же вы забрались по такой круче? — спросил Лакшмана.
— Забрались, — неопределенно протянул отшельник. — Мой господин приглашает вас в
— Ты?! — удивился Рама.
И тут на глазах братьев отшельник превратился в огромную обезьяну с длинными мощными лапами, в одной из которых было копье.
— Ты обезьяна! — воскликнул Рама.
— Да, ибо мать моя чистокровная обезьяна. Но рожден я от бога ветра Вайю. Отец наделил меня быстротой и способностью увеличиваться или уменьшаться в размерах — подобно тому, как сам он постоянно меняет форму и величину облаков. Разрешите мне перенести вас в пещеру, ибо мой господин будет гневаться на меня, если ему придется ждать пару дней, пока вы до него доберетесь.
— Мы согласны, — сказал Рама, вспомнив о предсказании царя коршунов.
Хануман охватил братьев за шеи, и через мгновение они оказались в пещере перед такой же обезьяной, как Хануман, только менее мощной.
Хануман
— Мы — Рама и Лакшмана, сыновья царя Дашаратхи, — представился Рама. — Отец перед смертью осудил меня и мою жену Ситу на изгнание. Брат последовал за нами. Отец же вскоре умер от горя. А Ситу похитил Равана. Не пролетала ли над тобой колесница ее похитителя?
Сугрива вытащил желтый лоскут.
— Это упало с колесницы, пролетавшей над нашей горой.
Схватив лоскут, Рама бросился к Лакшмане.
— Смотри! Это же клок ее платья, ее знак — мы идем по верному следу.
— Я могу вам помочь, — сказал Сугрива, — а вы мне. Ведь и я потерял жену вместе с царством из–за козней моего злого и завистливого брата Валина. Мне удалось скрыться вместе с Хануманом и еще двумя слугами в пещере. Я уверен, что брат разослал людей, чтобы отыскать меня и убить.
— Будем действовать вместе, — проговорил Рама, протягивая Сугриве руку.
Ладонь его потонула в мощной обезьяньей лапе.
Пора войны
Сурья ярился, как вепрь, сжигая раскаленным оком травы и осушая ручьи. Но вот наступило время дождей. Индра пролился с небес, чтобы поля, насыщенные влагой, прорастили зерно. Свершив это, он удалился на покой. Растворились в небесной глубине громогласные тучи. Утихли ливни. Смолкли павлины. Стали просыхать дороги. Обнажились песчаные мели рек. А от Сугривы все еще не было вестей. Наслаждаясь любовью и властью, он, кажется, забыл о своем обещании. И Рама отправил к нему Лакшману, чтобы напомнить об их уговоре.
Взяв лук и стрелы, направился юноша к Сугриве, готовый его поторопить или покарать. При виде могучего воина, идущего по дороге к обезьяньей столице, всполошилась стража. И оторвался Сугрива от своих жен Румы и Тары. И отправил он навстречу Лакшмане луноликую Тару, которая ласками умерила его гнев.
И в то же утро разослал Сугрива гонцов во все пределы своих необъятных владений. Очень скоро под стены обезьяньей столицы стеклось огромное лесное воинство, десятки тысяч хвостатых подданных, готовых выполнить любое приказание своего царя. К ним присоединились их союзники — на вид неповоротливые медведи.