Миг бытия так краток

Желязны Роджер Джозеф

Она тут же очутилась рядом с ним, и они вместе перетряхнули всю его походную аптечку.

— Запиши, что я делаю, и приколи записку к чистому одеялу, — чтобы знали врачи в Афинах.

Дос Сантос к тому времени уже связался с Ламией, вызвав один из наших скиммеров.

А потом Эллен наполняла Джорджу шприцы, протирала тампоном порезы, смазывала ожоги мазью и записывала все это. Они начинили младенца витаминами, антибиотиками, адаптантами и полудюжиной всяких других средств. Грудь его они закрыли марлей, побрызгав на нее чем-то, завернули ребенка в чистое одеяло и пришпилили записку, содержащую медицинскую информацию Джорджа.

— Что

за странное дело! — не мог успокоиться Дос Сантос. — Бросить изуродованного ребенка, так вот, запросто, оставить его!

— Здесь это в порядке вещей, — уведомил я его. — Особенно вблизи Горячих Мест. Впрочем, в Греции всегда бытовала традиция детоубийства. Меня самого выложили на вершину холма — в тот день, когда я родился. Провел я там, вдобавок, и всю ночь.

Он закуривал сигарету, но остановился и уставился на меня:

— Вас? Почему?

Я рассмеялся и взглянул на свою ногу.

— Запутанная история. Я ношу специальный ботинок, потому что эта нога у меня изрядно короче другой. К тому же, как я понимаю, я был очень волосатым младенцем, да и глаза у меня разного цвета. Полагаю, если бы этим все и ограничивалось, меня могли бы принять, но я, вдобавок, взял да и родился на Рождество, а это окончательно решило дело.

— А что плохого в рождении на Рождество?

— Согласно местным повериям, боги считают это чересчур самонадеянным. Поэтому у рожденных в это время детей не человеческая кровь. Они — кровь от крови разрушителей, создателей раздора, изначального страха человека. Их называют калликанзарами. По идее, они должны выглядеть примерно так, как те парни с рогами, копытами и всем прочим, но это условие не обязательное. Они могут выглядеть и как я, решили мои родители, если они были моими родителями. Поэтому я и был оставлен на вершине холма, чтобы вернуть меня к своим.

— И что же случилось потом?

— В деревне жил старый священник греческой ортодоксальной церкви. Он прослышал об этом и отправился к ним сказать, что совершать подобное — смертный грех и что им лучше побыстрее забрать младенца обратно и подготовить его к крещению на следующий день.

— А! Вот так вы и были спасены, да еще вдобавок и окрещены?

— Ну, некоторым образом, — я взял одну из сигарет Дос Сантоса. — Они вернулись со мной, спору нет. Но настаивали, что я вовсе не тот же самый младенец, которого они оставили на холме. Оставили они подозрительного мутанта, а забрали еще более сомнительного подменыша — так они заявляли. И к тому же более безобразного, получив взамен их дитяти другого рождественского ребенка. Они считали, что их младенец был сатир и что какое-то другое Горячее Существо произвело на свет человекообразного ребенка и бросило его — так же, как и они, обменявшись с ними фактически. Поскольку никто меня прежде не видел, проверить истинность их рассказа было невозможно. Священник, однако, их и слушать не стал, а сказал, что теперь им от меня не отвязаться. Они, впрочем, проявили себя очень добрыми родителями, коль скоро примирились с этим фактом. Я очень быстро рос и был чрезвычайно силен для своего возраста. Им это даже понравилось.

— И вас крестили…?

— Ну, скорее, полукрестили.

— Полукрестили!?

— Во время моего крещения с этим священником приключился удар. Умер он чуть позже. Так как он был единственным в округе, то я до сих пор не знаю, завершил ли он все это дело как полагается.

— Хватило бы и одной капли.

— Полагаю, да. Я действительно не знаю, что

произошло.

— Может быть лучше проделать это заново, просто для надежности?

Я внимательно посмотрел на веганца, но не заметил на его лице ни малейшего следа иронии.

— Нет, если Небо не приняло меня тогда, то я не намерен просить второго раза.

Мы разложили сигнальный костер на ближайшей поляне и стали ждать скиммер.

* * *

Мы одолели в тот день еще с дюжину километров, что было весьма неплохо, учитывая все остановки. Младенца забрали и увезли прямиком в Афины. Когда скиммер приземлился, я громким голосом осведомился, не хочет ли еще кто-нибудь прокатиться в ту сторону. Желающих, однако, не нашлось.

И тем вечером все и случилось.

Мы сидели, развалившись вокруг костра. О, костер горел весело, вздымая свои яркие крылья на фоне ночи, согревая нас, источая аромат смолистого дерева, вонзая в воздух столб дыма… Мило.

Хасан сидел и чистил свой обрез со стволом из кристаллизованного алюминия. Приклад оружия был выполнен из пластмассы, и оно отличалось большой легкостью и удобством, даже некоторым изяществом.

Когда он обрабатывал его, то направил дуло в сторону и медленно двинул его по кругу, нацеливая прямо на Миштиго. Проделал он это, должен признаться, мастерски, растянув всю эту операцию больше чем на полчаса, и ствол он наводил почти незаметными движениями.

Однако когда положение дула зафиксировалось в моем мозгу, я зарычал и в три шага очутился рядом с Хасаном. И вышиб оружие у него из рук.

Оно лязгнуло о какой-то камешек футах так в восьми от нас. От удара по нему у меня заболела ладонь.

Хасан вскочил на ноги, борода его тряслась, а зубы лязгали, словно кремень о кресало. Я чуть ли не видел отлетавшие искры.

— Ну, скажи! — крикнул я. — Давай, скажи что-нибудь! Что угодно! Тебе, черт возьми, отлично известно, чем ты только что занимался!

Руки у него рефлекторно сжались.

— Давай! — призвал я. — Ударь меня! Да хотя бы только тронь. Тогда все, что я с тобой сделаю, будет самообороной, спровоцированной нападением. Даже Джордж не сумеет собрать тебя заново.

— Я всего лишь чистил свой дробовик. А вы его повредили.

— Ты по случайности оружие не нацеливаешь. Ты собирался убить Миштиго.

— Ошибаетесь.

— Ударь меня. Или ты трус?

— Я с вами не ссорился.

— Точно, трус.

— Нет, не трус.

Через несколько секунд он улыбнулся.

— Вы боитесь вызвать на бой меня? — спросил он.

И вот тут стало некуда отступать мне. Оставался только один путь. Первый ход пришлось-таки сделать мне. Я надеялся, что этого удастся избежать, надеялся, что сумею его разозлить, опозорить и спровоцировать, заставив ударить меня или вызвать на дуэль.

А тут вышло так, что я не сумел. Что было плохо, очень плохо на самом деле.

Я был уверен, что смогу одолеть его с любым оружием, которое решу выбрать. Но если выбор будет за ним, то положение может стать иным. Все знают, что есть люди с врожденными музыкальными способностями. Они могут услышать мотив только раз, а потом сесть и сыграть его на фортепьяно или фелинстре. Такие люди могут взять новый музыкальный инструмент, и через несколько часов может показаться, что они играли на нем долгие годы. Они хороши, очень хороши в таких делах потому, что у них есть такой талант — способность координировать особую интуицию с новым образом действий.