Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.
Шрифт:
По мере того как я проникал в кухню политической стряпни, узнавал новые факты, мне всё более очевидной становилась крупная и тайная игра за престижные места в руководстве нашей страны, и прежде всего за трон генсека. В середине 80-х годов действовали разные силы, которые стремились занять ключевые позиции. И в этой борьбе правил не соблюдалось. Нельзя исключать и того, что в расстановке ключевых фигур на Олимпе, устранении возможных претендентов действовали не только отечественные спецслужбы. И в эти жернова, может быть, случайно попал Г.В. Романов.
Е. Разумов:
— Г.В. Романов — опытный и энергичный работник с крепкой закалкой. Школе жизни, которую прошёл Романов, можно позавидовать. С первых дней Великой Отечественной войны находился в действующей армии на Ленинградском, 3-м и 2-м Прибалтийских фронтах. Принимал участие в прорыве блокады Ленинграда. В действующей армии стал членом КПСС.
После войны работал в Ленинграде конструктором, парторгом на судостроительном заводе, первым секретарём райкома, секретарём горкома и обкома, вторым секретарём обкома. В 1970 году возглавил Ленинградскую областную партийную организацию. На всех постах проявил себя с положительной стороны. В бытность его первым секретарём обкома ленинградцы активно решали вопросы ускорения научно-технического прогресса. Здесь возникли и окрепли первые в стране производственные объединения (фирмы), получило распространение
Сложнее обстояло дело с отношением к нему на Старой площади. До того как Романов, являясь членом Политбюро ЦК, оставался в Ленинграде, его терпели. Но избранный в 1983 году секретарём ЦК КПСС и переехавший в Москву, он оказался рядом с престолом и сразу стал нежелательным. Прежде всего для Горбачёва, который, по мере (и благодаря) частой смены генсеков, уверенно, хотя внешне и малозаметно, приближался к высшей власти.
Неискушённый в аппаратных комбинациях, Романов с первых дней пребывания в ЦК КПСС оказался в изоляции. Положение его осложнялось неизвестно откуда появившимися слухами. Оживилась ранее мелькавшая в западной прессе сплетня о том, что якобы на свадьбе дочери Романова столы были накрыты сервизами из хранилищ Эрмитажа. И хотя вымысел был официально опровергнут должностными лицами, нехороший осадок остался. Конечно же, это было провокацией. Романов отличался скромностью и опрятностью в личном поведении. И в то же время был взыскателен к людям, допускавшим злоупотребления. Вовсе не случайно руководящие кадры в Ленинграде не были коррумпированы. Между тем к одной сплетне не замедлила добавиться другая. Прошёл слух о слабости Романова к спиртному. Может быть, что-то и было, однако известно, что он мозги не пропивал.
Я не идеализирую Романова. В последние годы своей работы в Ленинграде он стал испытывать слабость к аплодисментам, привык, что при его появлении люди вставали с мест, приобрёл привычку поучать товарищей. Но не эти качества были в нём определяющими. В целом он был сильным работником и мог сделать ещё много полезного. Романов проигрывал Горбачёву по части ораторского искусства, умению казаться таким, каким было выгодно. Что касается политических позиций, опыта, умения организовать дело, то он был явно сильнее, мог составить конкуренцию, чего кандидат в генсеки, а затем счастливый обладатель этого титула, допустить не мог. В результате работник оказался не у дел — его в расцвете сил отправили на пенсию.
В. Соловьёв, Е. Клепикова(советские журналисты, эмигрировавшие в 70-х годах в США, авторы книги «Андропов: тайный ход в Кремль»).
«Узнав, в основном из иностранной прессы, об избрании Романова наследником, он (Андропов. — Н.3.) забил тревогу. Хотя он сам метил в наследники, но принадлежал в Политбюро по возрасту к старикам и у него очень болезненно проходил этот «синдром старчества». Из-за абсолютной неуязвимости Романова в этой области он преувеличивал его права на брежневское наследство. Андропов не мог с ним схватиться в прямом поединке, на уровне бюрократических интриг, потому что из-за своей работы в тайной полиции механически выбывал из кандидатов в наследники, а Романова опекали самые влиятельные члены Политбюро. Андропов ненавидел также эти бесконечные шутки насчёт причастности Романова к царскому дому Романовых, они тоже, хоть и косвенно, но подтверждали права ленинградского секретаря на кремлёвский престол. И Андропов решил эту неуместную шутку проиграть в реальной судьбе Григория Романова.
Дело в том, что дочь Григория Романова выходила замуж. Натурально, дочка Романова и предположить не могла, что начальник Комитета госбезопасности СССР примет такое горячее участие в этом сугубо семейном торжестве… Эту свадьбу устраивал не сам Романов (он был разведён с женой), а его охрана, целый отряд ленинградских кагебешников. Романов, как человек, привыкший жить без помпы, придя на банкет в честь свадьбы своей дочери, неожиданно заметил на столах роскошный сервиз, который он, не будучи специалистом по фарфору, не сумел оценить по достоинству. Он был человек в основном невежественный и не мог отличить фарфор, выпущенный пять лет назад на Ленинградской фабрике, от фарфора, изготовленного двести лет назад на Её величества Императорском фарфоровом заводе в Петербурге. Тем более не мог он догадаться, что именно в этом изящном сервизе, расставленном на банкетных столах на свадьбе его дочери, таится угроза его политической карьере.
Он сел за стол, и празднество началось. Когда веселье было в полном разгаре и гости уже порядком подвыпили, один из кагебешных чинов, лично знакомый Романову, швырнул чашку об пол, подражая давно забытому старинному русскому обычаю пожелания счастья молодым. К нему присоединились остальные гости, и скоро пол был усеян осколками фарфора, к великому неудовольствию Романова, который, даже не предполагая, что это был за фарфор, тем не менее инстинктивно опасался, как истинный ленинградец, слишком буйной гульбы и ухарских жестов, да и не любил портить добро зазря.
И менее всего он мог связать известный анекдот о нём, как о прямом наследнике царского дома Романовых, с фарфоровым сервизом, который, как выяснилось наутро после свадьбы, принадлежал одному из представителей дома Романовых, а именно императрице Екатерине Великой, и был позаимствован на время высокого торжества в семье партийного босса Ленинграда Романова прямо из Эрмитажа, знаменитой художественной сокровищницы Советского Союза. Директор Эрмитажа Борис Пиотровский, прозванный сотрудниками за чрезвычайную угодливость перед высшим начальством «Чего изволите?», выдал, по распоряжению КГБ, бесценный сервиз безропотно, но только не из музейной экспозиции, как писали американские газеты, а из запасников Эрмитажа (обеденный сервиз Екатерины Великой состоял из тысячи предметов, а на выставке находилось обычно не больше сотни). Кстати, Борис Пиотровский, к своему шестидесятилетию в 1972 году не получил страстно ожидаемого им Героя Социалистического Труда, зато к семидесятилетию — получил, в том числе за проявленную им накануне свадьбы у дочери Романова расторопность.
Андропов постарался, чтобы сведения об аристократических замашках Романова просочились в Кремль и за границу. И там, и здесь вопрос о Романове как о самом вероятном наследнике Брежнева, снимается с повестки дня. В Кремле реакция, правда, оказалось несколько иной, чем планировал Андропов. Сначала все были искренне возмущены такими «фарфоровыми амбициями» Романова. Брежнев, например, держал у себя в кабинете фарфоровую вазу со своим собственным изображением — самое большее, что он мог себе позволить. Моральный пурист Суслов сгоряча объявил Романову выговор, однако что-то его смущало в этом деле. Во всяком случае, Романов сумел как-то защититься и что-то объяснить и не был изгнан из Политбюро, как на это замахивался Андропов, планируя операцию «Обеденный сервиз Екатерины Великой». Тут опять его подвела нечуткость к нюансам, к оттенкам, к живой фактуре человеческого характера.
Видит
История, навязанная Андроповым Романову, слишком не вязалась с натурой Романова, карикатурила её. Однако, хотя Романов остался в Политбюро, Андропов своего добился: он не был переведён в Москву и выпал из официальных наследников Брежнева и даже Косыгина. В Москве Романов оказался спустя несколько лет, уже при Андропове, когда идеологические единомышленники перестали быть политическими конкурентами: Андропов остро нуждался в сторонниках его несталинского курса, таких, как Федорчук, Алиев, Романов. Каждый из них доказал свою эффективность в местах, где правил жёстко и круто: Федорчук на Украине, Алиев в Азербайджане, Романов в Ленинграде. У Романова, к тому же, было дополнительное преимущество перед остальными андроповскими протеже, учитывая его печальный опыт с екатерининским сервизом. Короче всего это преимущество можно охарактеризовать поговоркой: за одного битого двух небитых дают. «Битость» Романова была верным залогом его холопьей верности Андропову: незаслуженная порка с точки зрения крепостного этикета Кремля пошла ему на пользу.
Романов ещё сравнительно легко отделался — судьба всех брежневских наследников была более несчастлива и трагична. Поскольку в Советском Союзе не было прямого наследования власти, то наследники там, естественно, не объявлялись на заседании Политбюро. Даже Брежнев должен был быть очень осторожен в приближении к себе кого-либо из близкого окружения, потому что это нарушало равновесие сил в Кремле».
Ан. Громыко:
— Горбачёв не простил Романову стремления занять пост Генерального и уже с 1 июля 1985 года весьма бесцеремонно отправил его на пенсию. Сделано это было с помощью решения Пленума ЦК КПСС, освободившего Григория Романова от должности члена Политбюро «по состоянию здоровья». Думаю, что так Романов поступил бы с Горбачёвым, если бы взял над ним верх с помощью Гришина.
Конкурент номер два. В.В. Гришин
Д. Кунаев:
— Мне непонятны обвинения Лигачёва, высказанные им в своих мемуарах в отношении Гришина, который якобы стремился после кончины К. Черненко стать Генеральным секретарём ЦК, хотел захватить власть. Будучи членом Политбюро, я не располагал сведениями о том, что Гришин хотел стать руководителем партии и якобы для этого подбирал себе сторонников.
В. Воротников:
— Впоследствии возникали разговоры о том, что этот пост якобы рассчитывал занять В.В. Гришин. Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть их, так как никаких известных мне внешних проявлений этого намерения со стороны Гришина или других членов Политбюро не было. У меня спрашивала корреспондентка Би-Би-Си (Н. Перси): «Вот на встрече с избирателями вместо Черненко доклад делал Гришин, и люди могли подумать, что сам Черненко выбрал себе на замену Гришина». Я ответил, что невозможно сейчас говорить о замыслах Черненко. Думаю, что ни в Политбюро, ни в ЦК, ни в Москве Гришин не имел достаточно высокого авторитета, и его кандидатура могла бы вызвать протест. А что касается встречи с избирателями, то здесь всё логично. Коль скоро Черненко выдвинут кандидатом в Верховный Совет РСФСР от одного из округов Москвы, собрание проходит в Москве, то его ведёт и выступает с речью первый секретарь МГК, представляя кандидата — Генерального секретаря ЦК. Ну, а насколько льстива и вдохновенна была эта речь — вопрос другой.
Что касается высказываний Лигачёва, что на заседании Политбюро вечером 10 марта сложилась тревожная атмосфера, что хотя в наших умах и витала мысль о новом генсеке (учитывая тяжёлое состояние здоровья Черненко), но тогда возникли и серьёзные опасения, что «вопрос о генсеке отнюдь не предрешён». Возможно, так и было. Я на этом Политбюро не присутствовал. Но ведь никаких конкретных действий со стороны членов Политбюро не было. Что же касается внутреннего состояния и устремлений каждого, то кто знает? Действительно, это факт, выход Горбачёва после кончины Андропова в феврале 1984 года на вторую роль в партии был воспринят некоторыми членами Политбюро неоднозначно. Это, во-первых, Тихонов, в определённой мере Гришин или ещё кто-то. Наиболее открыто такая позиция проявлялась на первых порах. Потом внешне всё как будто встало на свои места. Горбачёв вёл Секретариат, а в отсутствие Черненко и Политбюро. Но, особенно в период осложнения болезни Черненко, когда тот находился в больнице и был оторван от конкретных дел, ему (этим со мной делился Горбачёв) иногда передавалась не совсем достоверная информация. Активность Горбачёва преподносилась как стремление «проявить себя», показать свои возможности. Но от кого она исходила, эта информация? Не исключаю, что её давали не члены руководства партии, а люди из окружения Черненко, его помощники, в том числе и его давний соратник Боголюбов. Таким образом, мне конкретно ничего не было известно о какой-то борьбе, когда готовились предложения о генсеке. Думаю, что «интуицию», «атмосферу» и т.п. нельзя считать аргументами о происходившей якобы внутри Политбюро борьбе за лидерство 10 и 11 марта 1985 года.
В. Фалин:
— В 1988 году Лигачёв намекнул, что выдвижение Горбачёва не было заранее решённым делом. Тремя годами раньше прошёл слух, что имелись другие претенденты. Чаще называлось имя В.В. Гришина. По-видимому, он не только претендовал, а что-то и предпринимал. Поэтому, когда фигуры расставлялись на доске для новой шахматной партии, ему не нашлось места.
Лично я не замечал не только каких-либо особых симпатий Черненко к Гришину, но и вообще каких-либо тесных отношений между ними. Во всяком случае, могу твёрдо и точно сказать, что при мне он ни разу не попадал в узкий круг лиц, которым Черненко просил в доверительном порядке показать проект того или иного его выступления. Исключение было однажды, но вряд ли к нему причастен Черненко, ибо он был уже при смерти. Я имею в виду «предвыборное выступление» Черненко в конце февраля 1985 года, за несколько дней до его кончины, зачитанное Гришиным на соответствующем собрании в Москве, которое, как известно, открывал и проводил М.С. Горбачёв.
Не могу сообщить ничего конкретного об инициаторах встречи, когда перед мартовскими (1985 г.) выборами в Верховный Совет РСФСР по советскому телевидению был показан полуживой Черненко, уже не стоявший на ногах. Встреча, по-видимому, по замыслу её инициаторов, должна была продемонстрировать, что, вопреки распространившимся в Москве слухам, Черненко жив. Присутствовавший на этой встрече, которая оставила у всех чувство тяжести и стыда (как такое могли позволить врачи — Чазов и другие?), испытанный, доверенный помощник Черненко В. Прибытков заверял меня, что не имел к сей инициативе отношения и глубоко раскаивается, что участвовал в этом спектакле. По его мнению, В. Гришин хотел получить от этой акции политические дивиденды. У меня нет никаких оснований не верить его информации.