Михалыч (сборник)
Шрифт:
В автобусе мы сидели на одном сидении. Я у окна. Рядом Елена Петровна. И обнимала меня, как маленького. Дальше папа. И обнимал ее, как маленькую. И она говорила со мной, как с маленьким:
– Михалыч, мне так понравился ваш Змеиный Мыс, такие милые змейки. А ты
Надо же… Какие ежики? Мы же уснули после шахмат.
Нервы у нее. У бабушки было такое.
Тюрьма
В школу и обратно мы ходили вместе с Танечкой. По пути находилась городская тюрьма. Улица была сильно волнистая, а тюремный забор ровный. Мы с Танечкой остановились на возвышении и стали смотреть. В этом месте каменный забор был нам по плечи. А тюремная земля была плоская. И далеко внизу. Там узники играли в домино. Мы часто так смотрели. Но в этот раз и дядя Боря из нашего подъезда там тоже играл. Он подошел к забору:
– Привет, Михалыч! Купишь папирос?
– А за что вас, дядя Боря?
– Из-за женщин, Михалыч. Вырастешь – не повторяй моих ошибок.
И грустно посмотрел на Танечку. Почему-то. Дал денег и написал записку. Продавщица давала папиросы только по записке со взрослым почерком. Старшие мальчишки сами себе писали. Мы взяли деньги и пошли. В папиросном магазине был отдел канцтоваров. Танечка, как обычно, прилипла. И, как обычно, стала шептать:
– Ой, какая прелесть…
Обычно я терпеливо ждал. А тут вдруг сказал:
– Что – прелесть?
– Вот этот пенальчик. Давай купим! Ты посмотри, на нем птички и зайчики.
Я стал вздыхать и думать. А она:
– Мы
– Это папиросный магазин. А пенал здесь случайно.
– Нет! Это папиросы здесь случайно!
Я купил. Танечка стала счастлива. На папиросы денег не осталось.
Я стал ходить по другой стороне улицы. Один. С Танечкой почему-то не хотелось. И чувствовал себя очень тревожно. И это случилось через день-два. Голова дяди Бори показалась над забором и крикнула:
– Михалыч, привет! Про папиросы забыл?
Его, видно, снизу подсадили товарищи. Я подошел, посмотрел в разные стороны и соврал:
– Папа забрал.
– Миша? Не может быть! А ты сказал, что это мне?
– Нет, – врать было очень противно.
– Так пойди и скажи!
…Я сказал. Папа сделался зол, как никогда. И скрутил мне ухо.
– Ты хоть понимаешь, что это воровство и растрата? За это взрослых в тюрьму сажают!
– Понимаю, пап.
Я еще позавчера сам понял, что повторил дяди Борину ошибку. И раньше, чем вырос. И понял, страдая… Через какое-то время спросил у бабушки, почему пленники не разбегаются:
– Почему сами не ходят за папиросами хотя бы?
– А смысл? Жены или начальники все равно сдадут их обратно. И за нарушение режима будет большой срок в другой тюрьме. С очень большим забором. А так они отмашут метлой за свои проделки пятнадцать суток и возьмутся за ум.
…Она искренне так считала. В смысле, что возьмутся за ум.
Война
Мы с папой ужинали, а бабушка смотрела. Она всегда смотрела. А папа спросил:
Конец ознакомительного фрагмента.