Шрифт:
От автора
Автор родился в Крыму в XX веке. Школу закончил в Мариуполе. Потом поступил в МИФИ, сделался физиком-экспериментатором и навсегда поселился в подмосковном Протвино. Успел даже поработать на здешнем ускорителе, пока он был крупнейшим в мире, и продолжает по сей день практически в одной и той же лаборатории. Хотя ускоритель давно не крупнейший, но хороший; и на всякое хорошее для фундаментальной и прикладной науки (и даже для медицины) еще способный.
Большинство рассказов и стихов этого сборника посвящено замечательным людям:
Автор бесконечно благодарен всем, кто его вдохновлял. И особенно молодому и очаровательному художнику Яре Митрофановой за обложку книги. Отзывы, замечания, предложения, если таковые возникнут, прошу направлять на [email protected]. Буду очень признателен.
Михалыч в детстве
Тайна знамени
В конце лета моему папе позвонили на работу из моей школы. На работу – потому что мало у кого телефоны тогда дома были. Да почти ни у кого. Звонила директор. Всем другим родителям завуч звонила, а папе – она. Это потому что у директрисы была к нему симпатия, а за лето она соскучилась.
– Это «Азовсталь»?
– Да.
– Это цех блюминг?
– Да.
– Это директор средней школы номер семь звонит!
– Я вас узнал, Раиса Адамовна. По нежному голосу. Здравствуйте!
Голос у директрисы был, как у легендарного комдива Чапаева. Но для папы она его подменяла на нежный. Как у Золушки.
– Миша… Михаил Александрович, в школе… на школу… надвинулись обстоятельства…
– Уж не Михалыч ли надвинул? Займусь им после смены, не сомневайтесь!
– Эх, Миша… Михаил Александрович… Твой Михалыч отличник. Но и ему бы не помешала женская рука с педагогическим образованием в домашних условиях!
Голос у директрисы стал обычным и привычным. Как у Чапаева перед кавалерийской атакой («Эскадро-о-он! К бою! Обнажить шашки!» Даже учителя съёживались).
– Раиса Адамовна, вы же знаете, у нас бабушка есть. И две комнаты, и соседи. Всё хорошо с педагогикой.
– Мама у тебя просто чудо, Миша. А вот сосед – самогонщик. Я знаю. Ему тоже педагогика не повредила бы, хоть и женатому.
Посетовав, директор сказала, чтобы я пришёл завтра в школу для участия в генеральной уборке перед началом учебного года. Остальным завуч сказала.
Мы пришли. Я и остальные. Их было немного, так как телефоны были мало у кого. Даже на работе. Из нашего 6-го «В» только я один и пришёл. Баба Катя, завхоз, дала тазик, тряпку и веник. И пока ставила задачу, выкурила две папиросы «Беломорканал». Она была маленькая, худая, коричневая, но не от летнего загара, а всегда. От старости, как я думал. Окурки раздавила на полу – «Подметёшь!» –
Работы было много. Я перевернул на бок все парты, поставил учительский стул на стол и приступил. Уже заканчивал мыть. В очередной раз отжал и развернул на полу тряпку. И вдруг заметил, что это вовсе не тряпка, а знамя. Пионерское бархатное знамя с профилем Ленина и буквами. Коричневыми, без намёка на былое золото. И само знамя было коричневым. С закруглёнными обгорелыми углами, дырявое… Собственно, и не знамя уже вовсе… Или знамя?
Сидя на корточках, я задумался над судьбами знамен. Вспомнил китайскую делегацию, которую мы с Танечкой и со всей школой встречали с этим знаменем под гром барабанов и клёкот горнов… Вспомнил Танечку. Всё лето не виделись. То я в лагере, то она где-то по своим музыкально-фортепианным делам. Она из нашего класса, из нашего подъезда, из нашего детсада. Дочка папиного друга. Вспомнил и обрадовался, что каникулы заканчиваются, и мы скоро увидимся. И померимся ростом. Как всегда после лета. Я уже соскучился по ней.
Прошедшей весной некоторые девочки обогнали меня.
А она нет. Хоть бы и сейчас не обогнала. И хоть бы тоже соскучилась…
– Михалыч, ну, ты и молодец! Один справляешься.
Передай Мише… Михаилу Александровичу…
Я чуть не упал на знамя от внезапного военного голоса. И вскочил с корточек. А директриса запнулась, уставившись на знамя. И вытянула и шею, и губы трубочкой: вперёд и вниз. И долго молчала.
– Это кто-нибудь видел? Кроме тебя?
– Никто.
– А где ты это взял? Сам нашёл? Где?
– Почему – нашёл? Баба Катя дала, завхоз.
– Катя? Какая она тебе баба? Ей тридцать пять. Как Мише или мне.
Мы вышли в коридор. Там баба Катя (Катя…?) красила белой краской здоровенный бюст Ленина на дубовой, заляпанной белилами, подставке. Я осмотрел завхоза внимательно и перестал считать её старой. Навсегда перестал.
– Екатерина Ивановна! Пройдёмте с нами в шестой «В».
Екатерина Ивановна, не вынимая папиросы изо рта, выпустила дым в сторону от носа скульптуры.
– Иду, иду, Раиса Адамовна!
Мы втроём стояли вокруг учительского стола, накрытого мокрым и обгорелым знаменем. Завхоз говорила:
– Ну, Раиса Адамовна, помните тот маленький пожар в пионерской комнате?.. Забыла, в каком году. Не так и давно… А-а, воскресенье было! Китайцы как раз тогда уже уехали. Я сама потушила. Вам доложила. Как положено. Забыли, что ли?
– Помню. Всё было оформлено под протокол. Списано. И новое куплено.
– Списано-то списано. Но оно же удобное такое для всяких дел… Полезное. Я и…
– Катя, я до сих пор за тот пожар на твои папиросы думаю. Бросай курить! Мало, что знамёна сгорели, а теперь вот – снова политическое дело.
– Рая, где я и где пионерская комната? Там проводка замкнула, небось. Спешу и падаю под знамёнами курить! Надо же, такое на меня думаете. Обидно!
Завхоз в школе жила. На первом этаже под закрытым крашеной фанерой широким лестничным маршем. Многие бывали там. Там интересно и довольно уютно. Патефон помню, книги, коврики с оленями и, конечно, запасы папирос.