Михалыч (сборник)
Шрифт:
– Я и себе полный груш накладываю!
Целые груши и чернослив в компоте были редко. В основном, яблоки несладкие.
– А кто всегда от мяча отпрыгивает, когда я пенальти пробиваю?
Она свистнула в четыре пальца:
– Прошу в ворота, сэр!
Через год я заметил, что постепенно дневная учительница перестала приводить меня в пример и трогать за голову. А вечерняя перед сном, если находила под моей кроватью фуражку с хлебом из столовой, перестала добавлять туда печенье из своего кармана…
И как-то в воскресенье папа спросил:
– И что, как там твоя симпатия? Как Олечка?
– Нет
– Я не вдруг. Олечкина мама такая интересная!.. Так что держи марку.
– И ты держи!
Мы держали…
Лагерная пыль
Папа предложил мне в лагерь. Прошлым летом я уже был, и под конец смены мне даже понравилось. Папа говорил:
– А чего тут шляться? Двор пустой. Танечка к бабушке завтра уедет. Борька тебе надоел, сам говорил. Езжай, Михалыч!
– Езжай, Михалыч! – поддержал дядя Жора. – Я тебе кукурузы с собой наварю.
Мы сидели на кухне втроем и ели кукурузу. Брали из ведра на печке. Только они еще и самогон пили. И были без маек.
А этот лагерь оказался совсем не похож на прошлогодний. Вся территория – пыль с песком, чахлые кустики и деревца. На единственном травяном холме – флагшток для линеек и построений. Семь выгоревших армейских палаток. Столовая, кухня, вожатская и четыре пионерских. Даже забор – простая железная проволока на железных столбиках. И море вдалеке. Вниз по глине минут пять хода.
На открытии директор сказал:
– Все будет в следующем году. А пока так. Лагерь хоть и суровый, но для мальчиков полезный.
Таки да. Здесь были только мальчики. А весь персонал, кроме директора, девочки. То есть, женщины. После линейки все разошлись. А я уселся под флагштоком. Стал смотреть на море. И начал ждать конца смены в этом суровом лагере.
Потом обошел все столбики с проволокой и сел на лавочку у ворот.
Ворота, как и почти всё здесь, были из железа. Видно, художник их делал. Много железных букв, больших и маленьких, сваренных между собой. «Миру – мир!», «За детство счастливое наше спасибо, родная страна!», «Стой, заглуши мотор!». И вверху «Пионерлагерь «Ветерок». Ветер и пыль здесь не стихали, это да.
Еще было много двуногих железных стендов с пионерами-героями, спасением на водах, распорядками и расписаниями. Родительский день – воскресенье. Я вспомнил Борьку, кукурузу, Танечку. И стало грустно.
Но бабушка приезжала через день. Я пролезал под проволоку, сидел с ней и ел гречневую кашу из банки. А она причитала:
– Ну, и попали мы, Михалыч!
А я думала «Донбасс МеталлургМонтажСтрой» – солидная организация!
– Ничего, дотерплю, бабуля. Ты только кукурузу вози, а не кашу. И виноград!
Приехал папа и привез кукурузу. И еще всякого. И на следующий день он опять появился. Неожиданно. Утром. Я сидел под флагштоком после завтрака. А они подошли вдвоем с нашей вожатой. Заулыбались:
– Михалыч, привет!
– Кукурузу привез?..
Они перестали улыбаться. И почему-то смутились, и переглянулись:
– Михалыч, ты, это… завтра привезу… а пока… это… На, вот.
И снял с руки часы. И дал мне. А вожатая сказала:
– Вот, будешь знать, когда обед!
– На
– И за добавкой приходи на кухню, – она опять улыбалась.
– Спасибо, приду.
В обед я съел суп и решил сходить за добавкой. Встал, отодвинул стул. Посмотрел строго на других пионеров. И плюнул в свой компот. Чтоб не выпили. Тут все так делали. Лагерь у нас суровый. На кухне весь персонал ел котлеты. На каждом столе посередине было блюдо с горкой котлет. И компот в кастрюлях. Я поискал глазами свою вожатую. Не нашел. И сказал завхозу:
– А можно мне котлету? Как добавку?
Завхоз бекнула, ее грудь подпрыгнула. И появилось котлетное облако, и доплыло до меня, и в нем послышались слова:
– Извини, Михалыч. Котлету нельзя. Калькуляция. Ты же за супом пришел?
Я вернулся с супом. Компот был целый.
В лагере были две скорострельные пушки, снятые с торпедных катеров. Специально для военного воспитания и военных игр. После ужина пионеры лазали по ним, сталкивали друг друга, издавали звуки выстрелов и стоны раненых. И я обычно лазал и издавал. Но в тот день не стал. А ушел от всех. Сел под флагом и стал наблюдать за заходом солнца. Оно заходило в море довольно быстро. Я засек по папиным часам: от касания воды до исчезновения прошло почти ровно четыре минуты.
После отбоя думал над этим: «Интересно! Значит, расстояние, равное своему размеру, оно проходит за четыре минуты… А за сколько времени оно проходит все небо от рассвета до заката? За половину суток… за 12 часов… И сколько размеров Солнца укладывается на этом пути?»
Долго не мог уснуть. Считал и пересчитывал: «За четыре минуты – один размер. За час – 15 размеров. За 12 часов – 180. За полный оборот Земли – 24 часа. Солнце проходит по небу путь в 360 своих размеров!»
Встал раньше горна, все записал в тетрадку. И еле дождался вечера. Взял часы, тетрадку и уселся на травяной холм. А на горизонте оказались тучи. Надо мной развевался флаг. Измерения сорвались. Вспомнил дядю Жору. Как он плакал на кухне после взрыва его аппарата. Но он потом починил. И я таки дождался. В последний вечер туч не было. И все подтвердилось. Путь Солнца вокруг Земли равен тремстам шестидесяти видимым солнечным диаметрам! «Вот это да! Обязательно папе расскажу. И Танечке», – я крепко заснул.
В школе начали проходить углы, градусы и транспортир. Я поднял руку:
– А почему полный угол 360 градусов? Не 100, не 1000, а 360?
Учительница задумалась:
– Странный вопрос… В самом деле… Надо уточнить… На следующем уроке…
Танечка не выдержала:
– Это Михалыч открыл!
Дневной спектакль
У Борьки наступил переходный возраст. Вчера он признался мне, что влюбился в Танечку. Которая соседская. И всегда играет на пианино. Интеллигентная и улыбчивая. А сегодня Борька повис на перилах своего балкона снаружи. Прошлым летом он не влюблялся и не повисал. Значит, возраст любви наступил-таки вчера. И вот он висит на третьем этаже. Танечка смотрит на его пятки со второго. Я смотрю снизу, со двора. А его мама кричит из дверного проема: