Милая, вернись!
Шрифт:
— Вот именно. Это я и хотел подчеркнуть, — не растерялся Ионас.
— Интеллигентная. «Королева Марго» на буфете валяется, сам видел. Там еще страницы загнуты, — снова воспрянул духом я.
— И к людям со всей душой, — умилялся Ионас. — К ней хоть в полночь заявись — не прогонит.
— Обожает семейную обстановку. У Альгиса, помнится, жена на две недели в отпуск уехала, так она у него все это время и жила. Квартиру в порядок привела. Детишек чуть не каждый день купала.
— И с сексом у нее порядок, — вставил я.
— А ты-то откуда знаешь? — всполошился жених.
— Да это все
Судя по всему, нам удалось не на шутку заинтересовать Винцаса. Сказал даже, что серьезно подумает.
Но, увы, из нашей затеи ничего не вышло. Так и остался наш холостой друг одиноким тополем в чистом поле. А на той женщине, по слухам, собирается жениться второй сват Ионас. Только вот жена развода не дает. Говорит, некому будет с внуком нянчиться. Видно, не судьба… А жаль. Ведь такие всесторонние женщины, как наша знакомая, подолгу в одиночестве не тоскуют. Всегда найдется желающий откликнуться на зов их сердца.
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ОТ КРИТИКИ
В это послеобеденное время работники все до одного не работали. Они не решали никаких вопросов. Посетителям предлагалось посетить учреждение в другой день. Служащие массово сосредоточивались в коридоре и живо обсуждали внутреннее положение.
— Итак, после того, как обострилась проблема развития критики, наш долг… — исчерпывающе, как обычно, первым начал свою речь бухгалтер.
Все зашумели.
— Говори о деле!
— Лучше совсем не говори, а то мне уже страшно!
— Он не может остановиться, пока не получит по шее!
— Достаточно, что вчера он полтора часа доказывал, что долг — это обязанность, а обязанность — это долг, поэтому наш общий долг…
— Ну, хватит! Так конкретно что будем делать? — прервал профорг.
Со всех сторон посыпались предложения:
— Давайте писать повыше! С копией?
— И все подпишем!
— Вряд ли будет хорошо. Не припишут ли нам заговор?
— Какой заговор? Разве мы обязаны вечно молчать?
— Ну, ладно… Так что будем писать?
— Все подряд!
Профорг взял лист бумаги и, громко излагая, стал записывать:
— Холодильник из учреждения перевез к себе на квартиру…
— Перевез? — хором поддержали сослуживцы, как будто читая литанию[4] пресвятой девы Марии.
— Ковер…
— …увез, — запели сослуживцы.
— Казенные покрышки на свой «Москвич»…
— …надел… е-е-ел… — подтягивали еще дружнее.
— Путевку, полученную для кассирши, на свою жену…
— …оформил… и-и-ил, — тонкими и басистыми голосами вторил коллектив.
— Квартиру брату…
— Устроил!
— Из государственных материалов дачу себе построил…
— Построил!
— На этом и кончаем: «Просим проверить факты на месте. Все подтвердят!»
— Все, все!
— А сейчас прошу расписаться. Кто первым? — предложил профорг.
Дружный хор коллектива сразу замолк.
— А может быть, изберем представителя, он пойдет и от нашего имени потребует, — промычал несмелый голосок из угла.
— Знаете, жалоба — начнут копаться…
— Неприятности всевозможные… Так, может быть, действительно лучше представителя?
Представителем единогласно был избран
На другой день сослуживцам опять было не до работы. Все топтались у дверей приемной шефа. Подкарауливали своего уполномоченного представителя.
И вдруг он пулей вылетел из дверей. Сослуживцы едва успели его за полу ухватить. Бросились расспрашивать.
— Ну?
— Что ну? Что ну? — парировал уполномоченный.
— Ну, как?!
— Что как? — изворачивался снабженец, пытаясь поскорее вырваться из окружения.
— Все выполнил?
— Отпустите! Сказал вам, отпустите! Некогда! Цветной телевизор! Для шефа! — бегом направляясь к выходу, кричал снабженец.
— Стой! — как ужаленный бросился за ним бухгалтер. — Доверенность надо же выписать! Без доверенности не получишь! Бери только «Таурас». Шефу понравится!
— Понравится-а-а… — легко вздохнули сослуживцы.
КТО СЛЕДУЮЩИЙ?
Они сидели на благоухающем лугу и ждали своей очереди.
— Я приспособил к своему автомобилю семь фар, — рассказывал первый.
— Где же они могли уместиться? — рассмеялся кто-то из ожидающих. — Может, ты у себя на лбу поставил?..
— Зачем на лбу? — вопросом на вопрос ответил первый. — На капоте! Встречал я много таких желторотых. Едут навстречу и моргают: дескать, потуши свет. А я ка-ак моргну семью фарами… Бывало, иной в кювет съезжает и, открыв дверцу, крестится мне вслед. Не на одного такого безбожника божий страх нагонял!..
— Ну, а автоинспекторы? — поинтересовался кто-то с другого конца очереди.
— Что… автоинспекторы? — вызывающе крикнул долговязый, который, вытянув свои длинные ноги, сидел вторым. — Однажды меня инспекторы целую ночь ловили. И не поймали. Ехал я на «Яве» после свадьбы — уже здорово навеселе. Скорость так себе: девяносто — сто километров. Только гляжу — пост автоинспекции. Первый красной лопаткой машет, остановиться велит. А я как нажал на все сто сорок? Инспектор так и сел, когда я мимо промчался. У другого нервы были покрепче. Вскочил на мотоцикл и за мной. Я прямо с шоссе в кукурузу — и он в кукурузу. Выскочил из кукурузы — и через речку. Он тоже через речку. Я во двор колхозной усадьбы — и прямо через собачью конуру, он тоже через собачью конуру. Вижу, дверь колхозного коровника открыта. И лечу вдоль коровника. А коровы ревут немыслимо! Я на большак, смотрю: навстречу другой инспектор, наверно, сам черт его на моем пути бросил. Некуда деваться — нырнул прямо в колхозный пруд, к карпам. Слышу, один инспектор кричит другому: «Оставь ты его в покое, незачем чужую жизнь на свою совесть брать… Все равно разыщем, я номер его записал…»