Миледи и притворщик
Шрифт:
– За проявленное мужество в спасении жизни особы аристократических кровей, орденом Верности награждается командир Леон Алар.
Вот она, та самая слава, о которой предупреждала говорящая голова. Леон отныне кавалер ордена Верности – высшей награды за заслуги перед королевским двором. Выходит, принц считает моё спасение важной услугой для своей семьи и для себя лично? Ох, меня сейчас бросит в жар от таких известий.
Принц успел водрузить орден с золотым медальоном на грудь растерянного Леона, а репортёры всё щёлкали и щёлкали затворами камер.
Всё, одно пророчество сбылось – сарпальское колдовство доказало свою
– Если бы вы знали, миледи, – украдкой сказал принц, пока оркестр играл марш в честь Леона, – как давно я искал встречи с вами.
– Знаю. Кажется, мы с вами должны будем посетить королевскую оперу через пару месяцев.
– Если только пожелаете, мы отправимся туда хоть завтра.
– Завтра? А почему бы и нет?
Не знаю как, но похоже, наш разговор не ускользнул от острого слуха репортёров, ведь на следующий день все газеты вышли с заголовками в духе: "Любовь с первого взгляда", "Наследник престола готов остепениться", "Скорая помолвка принца Адемара с маркизой Мартельской". А под заголовками были наши фотографии, где мы многозначительно смотрим друг на друга.
Что ж, кажется, обратного пути больше нет. Отступать поздно. Значит, испытаю судьбу и попытаюсь её перехитрить. Кто знает, может именно принц привнесёт в мою жизнь определённость и постоянство. И толику любви. Мне её сейчас очень не хватает.
Часть 3. Глава 1
Фотовыставка. Очень волнующее и интригующее мероприятие. Особенно, если на суд публики выставлены твои работы. Ну, а если чужие, то любопытства ради можно пройтись по залам и ознакомиться с творчеством коллеги.
Так я и сделала, когда пришла в столичную галерею через две недели после закрытия собственной выставки. На самом деле я собиралась просто забрать из запасников фотографии, которые организаторы не сумели продать, но увидев на входе афишу новой экспозиции, не смогла пройти мимо выставочного зала.
"Берт Макки и его странствия по Восточному Сарпалю. Ормиль глазами аконийского фотокорреспондента".
Так вот кого люди из министерства иностранных дел кинули на амбразуру, когда решили, что я погибла в авиакатастрофе, а умаслить ормильского сатрапа публикацией альбома о подвластных ему землях всё равно надо. С ума сойти, бедный Макки, и как он только выжил в тропических лесах?
Афиша меня так заинтриговала, что я забыла, зачем шла, и поспешила купить в кассе билет на выставку.
Бродя вдоль увешанных снимками стен, я любовалась видами сатрапии, что так и осталась для меня недостижимой. Вот из темноты леса поблёскивают глаза какого-то животного, потому что кое-кто не угадал с экспозицией, и теперь тёмно-коричневая мохнатая фигура слилась с темно-зелёными зарослями. Зато получилось загадочно и с налётом мистики. А вот табун лошадей скачет по залитой солнцем лужайке. Признаться честно,
– А, маркиза, – услышала я за спиной напряжённый голос моего старого знакомого. – Неужто пришла позлорадствовать над стариной Макки?
Я оторвала взгляд от снимка, где вол вспахивает плугом землю, и посмотрела на Берта. И невольно рассмеялась. Стоит на двух ногах твёрдо, а вот на руку ниже локтя наложен гипс.
– Макки, что с тобой? Дай угадаю. Ты опять нырял в бассейн. На этот раз к гаремным дивам ормильского сатрапа, да?
– Типун тебе на язык, зазнайка, – с загадочной усмешкой огрызнулся он. – Я бы тогда не то, что без руки – без головы остался. Не надо мне таких приключений. А рука – это так, производственная травма.
– В каком смысле?
– С дерева упал, когда снимал закат над кукурузным полем.
– И как же ты потом работал?
– Никак. Собрал вещи и рванул на аэродром, подальше от дремучего сарпальского края, поближе к аконийской медицине. А то эти ормильские дикари грозились срастить мне кости заклинаниями и соком того самого дерева, с которого я упал. Вроде как, меня лесные духи прокляли за неуважение к местной растительности, по которой можно лазать только обезьянам. Да ну их, этих ормильцев. Я для них отснял и так достаточно материалов. Пусть сатрап радуется, что хоть кому-то здесь интересно посмотреть на его захолустье.
Тут Макки многозначительно окинул взглядом зал, по которому прохаживалась только парочка посетителей и, словно оправдываясь, сказал:
– Просто выставка уже неделю работает. Аншлаг был в первые дни.
Да? А вот моя выставка длилась три месяца, потому что её постоянно продлевали из-за неутихающего интереса публики. Но не буду говорить об этом Берту и расстраивать его ещё больше. Тем более, не моё мастерство тому было виной, а рекламная кампания в виде газетных статей обо мне и принце Адемаре.
– Ну, так что, маркиза, – неожиданно сменил тему Макки, – расскажешь мне, какой я бездарный фотограф? Прочитаешь лекцию про технологию цветной съёмки? Разнесёшь в пух и прах мои работы? Ну, давай, начинай разбор полётов, я готов.
Я взглянула на смиренную физиономию Макки и сказала:
– Да ладно тебе прибедняться, Берт. Всего лишь пару лет активной практики, и ты всему научишься сам. Лучше скажи, как тебя вообще уговорили поехать в Ормиль.
– Чеком на кругленькую сумму, конечно же. От тебя же трудоустройства при дворе не дождёшься, вот и приходится крутиться. Кстати, когда там твоя свадьба с принцем? А то надоели уже ваши физиономии в каждой газете. Что ни колонка светской хроники, то целый разворот сплетен о вашей сладкой парочке. Хватит интриговать верноподданных, люди хотят торжества с белыми голубями, конным экипажем и фейерверками.