Миледи и притворщик
Шрифт:
– Не будет никаких проблем, я ручаюсь за него.
– Миледи, – словно маленькой девочке, стал объяснять мне бородач. – Эти сарпальцы хуже рыб-прилипал. Примешь одного такого на борт, он где-нибудь спрячется, потом дождётся, когда судно зайдёт в порт, и сбежит на волю. Ладно, когда мы зайдём во Флесмер, пусть бежит куда хочет, это уже будут тромские проблемы. Но если он объявится в аконийском порту, у нас у всех будут разбирательства с пограничной службой. Королевству мигранты не нужны, да ещё такие. Так что… – тут он заглянул мне за спину и начал махать руками, прогоняя Шанти и приговаривая, – Всё, парень, иди
О, как же меня начинает злить это пренебрежение к человеку с другим цветом кожи…
Я уже была готова к новому раунду переговоров, но тут Шанти неожиданно сказал:
– Нет проблем. Я не делать проблем. Минутка. Одна минутка.
Что? Я не ослышалась? Он только что сказал это всё по-аконийски? Не совсем грамотно, с сильным акцентом, но по-акконийски?! О боги, чего я ещё не знаю о Шанти?
Все притихли, а я развернулась в его сторону и увидела, как Шанти роется в перекинутой через плечо сумке, достаёт оттуда какие-то бумаги и передаёт их бородатому матросу. Это что ещё за книжечка в синей обложке? Это паспорт? Тромский паспорт?!
Мужчина, не скрывая удивления, взял его в руки, полистал, повертел, долго присматривался то к Шанти, то к страницам паспорта, а потом сказал:
– А, ну так сразу бы и сказал… сказали. Вижу, жизнь в Сарпале вас совсем потрепала, очень вы на туземца со своим загаром стали похожи. А собака… – тут он закрыл паспорт и начал листать другую книжицу, читая, – метис собольей и тюленьей лайки? Двенадцать лет? С ума сойти, у тромских собак, оказывается, свои паспорта имеются. Ну да ладно. В общем, – вернув Шанти документы, сказал он, – мы с уловом держим курс на Флесмер, а потом в родную гавань. Вы где с лайкой сходить собираетесь?
– Флесмер годится.
– Вот и славно. Ну а теперь всем добро пожаловать на борт "Северной Иларии", самый передовой сейнер королевства для вылова анчоуса.
Матросы окружили нас троих плотным кольцом, готовясь рассказать и услышать много всего интересного, но я предупредительно подняла руку и попросила:
– Пожалуйста, всего пятнадцать минут. Оставьте нас всего на пятнадцать минут, а потом мы будем готовы вас выслушать и всё рассказать.
Да, невежливо указывать рыбакам, что им делать на собственном судне, но слово маркизы, как оказалось, имеет вес, и мужчины тут же разбрелись по палубе, занявшись неводами, грузовым оборудованием, подъёмными стрелами и прочей техникой.
Мы остались вчетвером на корме. Гро послушно сидел у ног хозяина, а я всё смотрела на Шанти и не могла понять – что тут происходит.
– А ну-ка, признавайся, – взял инициативу в свои руки Леон, – и давно ты знаешь аконийский?
Шанти тоже не сводил в меня глаз, но чётко ответил Леону:
– Давно. Когда учиться в школе. Я плохо его помнить. Отец говорил, мне этот язык не надо.
– Ага, – кивнул Леон, приняв его ответ. – Ну, а паспорт у тебя откуда? Да ещё тромский. Тоже отец постарался выправить, пока не сбежал?
– Паспорт есть всегда.
– Может, и нам позволишь взглянуть?
И Леон вытянул руку. А Шанти, немного подумав, вручил ему паспорт. Я затаила дыхание и ждала. Сама не знаю, чего именно. Но никак не того, что произошло в следующий миг. Леон рассмеялся. Глядя на раскрытый паспорт, он смеялся задорно и
– А я ведь так и знал, – утерев выступившую слезу, сказал он Шанти, – я тебя сразу раскусил, а Эми не верила. Говорил же ей, собака точно живёт с тромцами. А она ни в какую. Нет, говорит, не верю, Гро и Шанти точно коренные старосарпальцы. Ага, с тромскими паспортами и именами. Ну ты, приятель даёшь, – тут он добродушно похлопал Шанти по плечу. – Такой конспирации любой шпион позавидует. Вот эта вся крестьянская одежда, вот эта твоя простодушная манера общения. Ты где всему этому научился? В каких институтах и академиях? Ну, теперь я понял, как ты своё звание получил. Или степень, так это у вас называется? А ведь Эми мне про тебя все уши прожужжала. Книги твои читала, представляешь? Правда, говорила мне, что ты, наверное, старый тромец, который ездил по Сарпалю ещё во времена тромской колонии. Ну да, портрета твоего на книгах ведь не печатают, откуда ей знать, как ты выглядишь на самом деле. Ну вот, хоть теперь узнает. Здорово ведь. Заодно и заново познакомитесь.
Так и продолжая посмеиваться, Леон направился в сторону рубки, а мы с Шанти всё стояли друг напротив друга, и не сводили глаз. Не знаю, что он видел в моём взгляде, а в его читалась тревога и какая-то невыносимая тоска.
– Кто ты? – только и смогла я выдавить из себя.
Шанти не ответил. Он просто протянул мне свой паспорт, а я... Я взяла его и с минуту собиралась с мыслями, чтобы открыть. А когда открыла, то свет начал меркнуть перед глазами.
Стиан Вистинг. Фотография постриженного и приглаженного Шанти в рубашке и костюме, а с боку имя – Стиан Вистинг.
Так вот ты какой, доктор философии и автор "Духовной жизни Восточного Сарпаля". Так-то ты добываешь материалы для своих книг – прикидываешься старосарпальским крестьянином, дуришь головы наивным фотографам и под видом паломника странствуешь по всему южному континенту, собирая материала для своих книг и научных работ. А ещё обманываешь, всегда и во всём обманываешь.
– Эмеран, пожалуйста, не молчи, – снова услышала я сарпальскую речь. – Скажи мне хоть что-нибудь. Что угодно.
Что угодно? Ну пожалуйста:
– Вы пишите очень познавательные книги, доктор Вистинг. Интересно, в них столько же правды, как и в ваших речах, что я слышу весь последний месяц?
– Эмеран, прости, – примирительно начал он и даже сделал шаг навстречу мне, но я отступила и предупреждающе выставила руку вперёд.
– Что простить? Что утаил маленький, прямо-таки незначительный факт в своей биографии, или что вся твоя биография оказалась ложью?
– Эмеран, но ведь я не лгал тебе. Просто не всё говорил. Но ты и не спрашивала.
– О, так это я сама, оказывается, виновата? – поразилась я такой наглости. – Наверное, надо было прямо спросить – а не ученый ли ты случайно.
– Эмеран, я понимаю, как все это выглядит со стороны. Но, прошу, пойми и ты меня. Здесь, в Сарпале к чужакам относятся с подозрением, а и иногда и с враждебностью. Ты и сама должна была это ощутить на себе. Поэтому я просто вынужден изображать обыкновенного паломника, старосарпальского крестьянина, чтобы просто вернуться домой живым. Это к тебе сам визирь может приставить стражу, чтобы никто и пальцем тебя не тронул, а я здесь путешествую всегда один. Только Гро – моя компания.