Миледи и притворщик
Шрифт:
– В том, что крыша есть над головой. Каждый день тебе приносят еды вдоволь, ничего во дворце делать не требуют. Лежи целыми днями на тахте, плавай в бассейне, когда жарко, гуляй по саду, чтобы цветами полюбоваться и птичек послушать. А всё что надо от тебя, так это прихорашиваться каждый день и ждать, позовёт тебя господин или нет. Разве тяжела жизнь наложницы? Все говорили мне, что во дворце мне придётся несладко. А я вот думаю, что здесь жить легче, чем на воле.
– Ты, видно, из небогатой семьи, – заметила я. – Как тебя зовут?
– Санайя. А ты – Имрана, как
– Да. И давно ты здесь?
– Уже два месяца как.
– И много раз призывал тебя к себе господин?
– Ещё ни разу, – поразила она меня своим бесхитростным ответом.
– Как это так? – не поверила я. – За два месяца господин не нашёл времени, чтобы познакомиться с тобой?
Санайя лишь пожала плечами:
– Говорят, он в печали. Тоскует по умершим девушкам. Если кого и зовёт к себе, так только любимиц, что во дворце уже давно живут. А про новых девушек он даже не вспоминает. Может, и забыл о нас. Так и что об этом печалиться? Пока есть кров над головой, еда и работать никто не требует, зачем же изводить себя напрасными тревогами?
Ну, если так всё и обстоит, то и мне беспокоиться не о чём. Видимо, среди погибших от таинственной болезни девушек была истинная возлюбленная сатрапа, вот он и выдерживает траур. По-своему, конечно, но другого поведения от человека его положения трудно ожидать. Осталось только узнать, что за мор свирепствовал во дворце и безопасно ли здесь находиться сейчас.
Внезапно евнухи скомандовали всем выбираться из воды и возвращаться в зал. Стоило нам войти туда, как девушки кинулись к своим спальным местам и стоящим возле них столикам и сундукам, чтобы открыть последние и достать оттуда наряды, украшения, зеркала и косметику.
Пока девушки прихорашивались и готовились к встрече с сатрапом, я улеглась на свою тахту и устало прикрыла глаза – у меня-то своего сундука ещё не было.
– Хочешь мою краску для губ? – вдруг спросила меня Санайя, чьё спальное место оказалось рядом с моим.
– Нет, спасибо, – глянула я на её баночку с красным тягучим веществом и снова прикрыла глаза.
– Ну да, тебе стараться не нужно, – сдавленно, словно водя пальцем по губам, сказала она, – Всё равно ты не понравишься господину. Ты слишком большая для него.
– Не сомневаюсь.
– А ещё ты слишком хмурая. Кому понравится скучная наложница?
– У меня есть причины для скуки.
– И какие?
– Те же самые, какие ты считаешь достоинствами жизни во дворце.
– Тебе что, не хочется жить в достатке и почти ничего для этого не делать? – поразилась она. – Я вот до того, как попала во дворец, вставала с рассветом и ложилась затемно, пока в отцовском птичнике работала. Пусть род моего деда и знатен, а его младшие сыновья всё равно в наследство лишь крохи получили, и потому пришлось им жить, надеясь только на себя. Отец мой всю жизнь куриц разводит, и я сызмальства ему в этом помогала. А когда здесь оказалась, поняла, что лучшей жизни у меня и не будет. А у тебя-то какая жизнь до дворца была? Говорят, северянкам живётся трудно. Все они наравне с мужчинами должны работать, чтобы с голоду не помереть.
–
– А ты мужа искать не хотела?
– На всех богатых не хватит, это я усвоила ещё с юных лет. Поэтому нашла себе дело по вкусу. Моя работа меня не тяготит, даже больше – она стала смыслом моей жизни. А здесь без работы смысла в моей жизни больше нет.
Санайя ничего мне не ответила, видимо, для неё мои проблемы оказались слишком непонятными. А вот я всерьёз задумалась, сколько времени продержусь здесь, в изоляции от внешнего мира без дела всей моей жизни и без мужчины, который в эту жизнь привнёс всепоглощающую любовь и надежду на лучшее.
Перед закрытыми глазами начал мелькать призрачный образ Стиана. Я видела его встревоженное лицо, ловила мимолётные движения губ. Похоже, он хочет мне что-то сказать, но я не слышу и не могу разобрать ни слова. Кажется, он приближается ко мне, хочет обнять и коснуться губ невесомым поцелуем, а я так хочу рвануть навстречу ему, но ноги будто увязли в болоте. Я падаю вниз, я парю в пустоте, а сверху со звоном разносится гул, похожий на бой оркестровых тарелок.
Я отпрянула от дрёмы из-за металлического звука, что доносился из коридора, и девичьего топота, оттого что девушки повскакивали со своих мест и рванули в двери, чтобы выстроиться перед ней в ряд и затаить дыхание в ожидании чего-то очень важного.
– Имрана, – обернулась и шикнула мне Санайя, а потом махнула рукой, зазывая встать в строй.
Не то что бы мне этого очень хотелось, но тут в зал ворвались двое молодых евнухов, что были с нами в купальне. Один из них встал возле двери, а вот второй подбежал ко мне, ухватил за руку и поволок к остальным девушкам.
Мне пришлось встать в строй, но не успела я перевести дыхание, как в дверях показалась величественная дама в платье из золотой парчи, с вуалью, укрывшей её длинные, рассыпавшиеся по изящной спине волосы.
Она ступала неспешно, но каждый её шаг был наполнен величием и грацией. Наверное, так выглядят настоящие царицы. Но кто же она? На вид ей лет тридцать, может, чуть больше. Лицо её такое бесстрастное и каменное, что и мускул не дрогнет.
Дама неспешно ступала вдоль шеренги, искоса кидая на очередную наложницу взгляд из-под густых ресниц. Сеюм неустанно следовал за ней, сжимая в руках уже знакомую мне амбарную книгу, но остановился, стоило и женщине задержаться на месте рядом с девушкой, что стояла, словно статуя и боялась даже пошевелиться.
– Зинат, – обратилась к ней дама и протянула деревянную табличку в виде узкого прямоугольника с резными надписями, – повелитель выбрал тебя. Почти его своими ласками этой ночью.
Та самая Зинат, что не так давно пыталась утопить свою соперницу Каждал в бассейне, не сказала ни слова, а только степенно поклонилась и приняла табличку, чтобы прижать её к груди. Представляю, как ликует сейчас её сердце. Но при этой даме она почему-то предпочитает держать лицо и делать вид, будто не к любимому мужчине скоро попадёт в спальню, а попросту отправится исполнять свой долг.