Миледи и притворщик
Шрифт:
– А что?
– Смерть. Быстрая и яростная. С саблей и безумным блеском в глазах, – она понизила голос и едва слышно произнесла, – и имя ей – господин Сурадж.
Сатрап?! Так это он убил всех тех девушек, замену которым собирают по всей сатрапии уже несколько месяцев?! О боги, куда я попала?!
У меня всё внутри похолодело от мысли, что я оказалась под одной крышей с кровавым безжалостным маньяком, который обладает безграничной властью и безграничной страстью убивать. Неужели ему публичных казней мало? Или вид молящих о пощаде голых девушек будит в нём какую-то особую страсть? А Зинат, она вообще вернётся сегодня из покоев сатрапа в этот зал, или уже нет?
Только я подумала об этом, как молодой евнух вернулся в зал и подозвал к себе вторую избранницу сатрапа, и я снова стала свидетельницей раздевания и беглого досмотра молодой наложницы. Когда Каджал унесли прочь, в зал вернулась Зинат в сопровождении своей служанки. Она была снова в своём
Интересно, она знает о кровавых пристрастиях так обожаемого ею сатрапа? Она в курсе, как умирали её сёстры по несчастью? Она совсем не боится стать следующей, в день, когда луна будет в неподходящей фазе и у правителя случится очередное помутнение рассудка?
– Шрия, ты знаешь, почему господин Сурадж поступил так?
– Из-за Сулочаны. Это она виновата, что он убил её, Джаянти и ещё восемь женщин, что носили под сердцем его детей.
– Как?..– на миг потеряла я дар речь. – Он убивал беременных от него женщин? Но почему?
– Расскажи же ей всё с самого начала, – попросила Санайя, и Шрия поведала:
– Сулочана была младшей женой господина. Одной из трёх. Это Нафису, старшую жену, господину выбрала его мать, а вот младших жён он всегда выбирал себе по сердцу. И Сулочану тоже. Говорят, когда-то он любил её больше всех других жён, но со временем его страсть начала остывать. Полгода назад Сулочан уже пять лун как носила под сердцем дитя господина. Она мечтала родить ему мальчика, а ещё мечтала, что именно её сына господин сделает своим наследником. Но в это же время среди младших наложниц жила любимица господина – Джаянти. Если бы ты только видела её… Здесь все девушки прекрасны ликом и станом, но она была особенно красива. Не только телом, но и душой. Она никому не строила козней, никогда не отказывала в помощи. В этом зале много соперниц и завистниц, но с Джаянти никто не смел тягаться. Пожалуй, все её здесь по-своему любили, а если не любили, то уважали. А вот Сулочана лишь изредка видела Джаянти в саду во время прогулок, и этих кратких встреч хватило, чтобы воспылать к ней злобой и ревностью. Джаянти тоже носила под сердцем дитя и тоже пять лун. Сулочана знала, как господин привязан к Джаянти, и боялась, что после того как она родит, и её ребёнок выживет, он сделает Джаянти старшей наложницей, а её сына определит своим наследником. А этого Сулочана никак не могла допустить. И она задумала подлость – подкупила прежнего евнуха, чтобы он подделал записи в книги соитий…
– Прости, какой книге?
– Книге соитий, – повторила за неё Санайя, – Эта такая большая книжка, в которой Сеюм всё время носит с собой и записывает туда наши имена, а ещё все визиты девушек к господину точно по дням, чтобы знать, кто и когда зачал, и в какой срок родятся дети.
– Прежний старший евнух, – продолжила свой рассказ Шрия, – по наущению Сулочаны выскреб из книги имя Джаянти и вписал вместо неё другую девушку, будто это она, а не Джаянти была у господина в день, когда зачала своё дитя.
– Какая глупость, – не сдержалась я. – И с кем же она тогда могла его зачать, если не с господином? Я думала, евнухи на это не способны, а других мужчин в гареме ведь и не бывает.
– В то время был такой мужчина, – озадачила меня Шрия. – Это был заморский фотограф, по повелению господина он делал портреты всех жён и наложниц для большой книги.
– Что ещё за книга?
– Тебе виднее, как такие книги называются. Раньше, в былые века, чтобы господин выбрал себе на ночь девушку, он размешивал в большой Чаше Жребия таблички с их именами и не глядя тянул оттуда одну, две или все пять. Потом во дворце завели моду рисовать портреты девушек, чтобы господин видел их лица и больше не полагался на удачу. Правда, в те времена девушки любили приплачивать художнику, чтобы он рисовал их краше, чем есть на самом деле. А кто не дарил ему подарков, тех он рисовал безобразными, и господин, глядя на их портреты больше никогда не звал их к себе, и вскоре отправлял в Дом Тишины и призывал к себе новых наложниц. Но то было давно. Полгода назад по велению господина во дворце поселился заморский фотограф. Он привёз с собой с севера много непонятных вещей, чтобы печатать портреты в тёмной комнате. Евнухи сопровождали каждый его шаг и не подпускали близко к девушкам, которых он должен был фотографировать. Книгу портретов он сделал в срок, и она очень понравилась господину. Он повелел фотографу остаться во дворце ещё на несколько месяцев, чтобы он сделал портреты всех его детей и портреты новых наложниц, что пришли на смену старым и даже всех их служанок, ведь среди них тоже есть хорошенькие девушки. Так заморский фотограф и задержался во дворце на полгода. И потому коварная Сулочана придумала обвинить его в преступной связи с Джаянти. Однажды она пришла к господину и сказала, что Джаянти носит под сердцем ребёнка
На этом Шрия замолчала и перевернулась на другой бок, явно намереваясь заснуть. А я ещё долго ворочалась и прислушивалась к шороху раздуваемых ветерком занавесей у выхода на террасу, и думала лишь об одном… Нет, не о том, что сатрап Сурадж – неуравновешенный психопат, с которым опасно иметь дело. Мне всё не давала покоя мысль о моём без вины погибшем коллеге.
Он приехал сюда тайно для работы во дворце. Ему было поручено напечатать фотопортреты всех жён и наложниц, чтобы составить из них альбом, а вернее каталог, по которому его сумасшедшее высочество хотел выбирать себе любовницу на каждую ночь, как нормальные люди выбирают себе по каталогу мебели подходящее кресло или диван. Потом аппетиты сатрапа возросли, и он захотел ещё и каталог прислужниц. И вряд ли он успел его получить – наверняка сатрап обезглавил фотографа прежде, чем тот закончил свою работу. Но, тем не менее, где-то во дворце должна была остаться его фотолаборатория с плёнками, бумагой и реактивами. И камера. А я тот самый человек, кто может с этой камерой поработать и довести начатое до конца.
Что сказала Шрия? Что сатрап убил десять женщин, и их места должны занять новые девушки? Стало быть, новые портреты для каталога здесь и сейчас могу сделать только я и никто больше. Я ведь идеальный фотограф для гарема – от меня точно никто не забеременеет, к тому же я не первый год специализируюсь на съёмках моделей для журналов мод. Я умею снимать женщин красивыми и желанными – у меня на это глаз намётан. А за свою эксклюзивную работу я буду вправе попросить не менее эксклюзивную награду. Надо только суметь выторговать себе свободу.
Ну, всё, кажется, этот день заканчивается вовсе не на безнадёжной ноте. Теперь я знаю, как мне отсюда выбраться. Жди меня, Стиан, жди, любимый. Не знаю, как скоро, но мы точно встретимся. И не в потустороннем мире, а в этом – живыми и снова счастливыми.
Глава 7
Новый день принёс мне новые надежды. В покои госпожи Нафисы я шла в сопровождении молодого евнуха Яфу, и всю дорогу через бесконечные коридоры думала только о том, как попрошу жену сатрапа разрешить мне сделать её фотопортрет, как она заинтересуется предложением, потом переговорит с самим сатрапом, и так я получу должность придворного фотографа и навсегда избавлюсь от позорного звания младшей наложницы. А там и до моего освобождения недалеко…
Вернее, так я думала, пока не оказалась в богато обставленном зале с позолоченными треногами для светильников возле задрапированных шёлком стен, огромными расписными вазами по углам, пальмами и монстерами в кадушках, двумя статуями кошек из чёрного камня. А ещё здесь была огромная кровать, укрытая невесомым балдахином, туалетный столик, сундуки и множество мягких пуфиков и удобных скамеечек с думочками. Кажется, Нафиса часто принимает в своих покоях гостей. Вот только кто кроме сатрапа, евнухов и наложниц может её посещать? Вряд ли визитёрам из города дозволено лицезреть старшую жену повелителя Старого Сарпаля.