Миледи и притворщик
Шрифт:
Съёмка животных – это та ещё морока. Но с ними кадр смотрится более выигрышно. Вот только служанки смогли отловить во дворце только пятнадцать относительно послушных и усидчивых кошечек с приятными мордочками и блестящей шёрсткой. Помня о моём наказе подобрать для каждой наложницы по животному, они зачем-то принесли в купальни клетки с канарейками и попугайчиками самых разных расцветок.
А ведь это идея – вот невольница, томящаяся во дворце, чтобы ублажать взор и похоть сатрапа, а рядом с ней пленённая птичка, что заперта в клетке для услады слуха девушек-пленниц. Какой мощный символизм, какой сильный подтекст. Хорошо, что все вокруг слишком
Съёмки в купальнях затянулись на несколько дней. То тучи затягивали небо, и через стеклянный купол едва пробивался солнечный свет. То кошки разбегались кто куда, что ни одной не найти для введения в кадр. То одна из них съёла канарейку. То девушки начинали пререкаться и ссориться друг с другом за право сниматься в тех декорациях, а не иных.
Мне был жизненно необходим Сеюм, его присутствие и влияние на младших наложниц, чтобы остановить этот нескончаемый гвалт. Но когда я послала за ним Мехара, он неожиданно привёл вместе со старшим евнухом ещё одного гостя.
– Все во дворце говорят, что госпожа мастер затеяла на женской половине небывалое представление с костюмами, цветами и зверьми. Вот мне и захотелось взглянуть, что же ты такое здесь устроила.
В купальнях появился сам сатрап Сурадж. Статный, величавый и полностью одетый. Но уже знакомая мне нефритовая пластина с леопардами на цепи всё равно покоилась на его груди поверх чёрного кафтана, а вот сам сатрап предстал передо мной каким-то иным и совершенно мне неизвестным и новым. Теперь я видела перед собой не уставшего от женского внимания невольника древних традиций, а утомлённого нудной повседневностью и захотевшего живительный глоток новых впечатлений трудоголика.
– Я польщена твоим визитом, господин, – поборов смущение, сказала я. – И вниманием к моей работе.
– Расскажи, что ты делаешь. А то Сеюм отказался показывать мне готовые портреты. Говорит, что покажет мне их все, но позже, когда всё будет готово.
– Он просто не хочет портить тебе сюрприз, господин.
И мне пришлось прервать работу, чтобы провести мини-экскурсию по преобразившейся купальне, объяснить, что накрыть наполненный бассейн тёмной плотной тканью пришлось, чтобы солнечные лучи не отражались от водной глади и не бросали отсветы на позирующих девушек, что занавесь из зелёной ткани посреди зала вовсе не выглядит нелепой занавеской в пустоте, а полностью попадёт в кадр и создаст эффект драпированной стены.
Я даже позволила Сураджу заглянуть в видоискатель и оценить магию фотографии, что способна вырвать кусок реальности и преобразить его в сказочный сюжет.
– Ты права, – согласился он, – я будто заглядываю в замочную скважину и вижу дивную комнату с накрытым столиком, подушками на топчане и кошкой в углу. Вот только комната пуста. Кто же будет в ней жить?
И тут снова начался гвалт. Девушки так рвались к декорации, чтобы возлечь на ковёр с подушками и предстать перед очами сатрапа, что евнухам пришлось их успокаивать и теснить подальше от места съёмок.
– Тебя называют госпожой мастером, – заметил Сурадж, – тебе решать, кто будет возлежать в зелёной комнате рядом с рыжей кошкой.
Какой сложный выбор. Любая из присутствующих здесь девушек продала
– Кирти, подойди сюда.
О, какая же непередаваемая смесь страха и удивления отразилась на её лице. И зависть на лицах остальных девушек.
Кирти смиренно приблизилась к месту съёмки и, потеснив вылизывающуюся кошку, покорно опустилась на ковёр.
– Причешите её и уложите волосы на плечо, – сказала я прислужницам. – Да не на это плечо, а то, что ближе ко мне.
Рыжая шевелюра Кирти очень выигрышно смотрелась на зелёном фоне, шёрстка кошки тоже выгодно сочеталась с бирюзовым платьем. Я пару раз подошла к Кирти, чтобы поправить складки подола, переложить подушки, попросить её снять неподходящую к обстановке нитку бус. А Сурадж всё смотрел на боящуюся даже пошевелиться девушку через видоискатель и, похоже, не собирался сводить с неё глаз.
– Можешь нажать на кнопку, господин, – сказала ему я. – Только плавно и осторожно. И это будет первая сделанная тобой фотография.
Думаю, этот момент, когда я дала ему поиграть со своей техникой, он запомнит надолго. Как и Кирти, что позировала ему и только ему.
Сурадж ещё немного понаблюдал за моей работой, со стороны, посмотрел, как слуги под началом Мехара ещё пару раз сменили декорации, как я работала с новыми моделями, а потом государственные дела напомнили о себе и он удалился из купален.
И вот, в этот же вечер впервые за долгое время сатрап вызвал в свои покои уже успевшую потерять всякую надежду Кирти. Просто замечательно. Может, теперь она хоть немного подобреет и перестанет на всех огрызаться.
Ночью я снова видела тревожный сон о Стиане. Мне казалось, что он рядом со мной, что я чувствую его боль и тоску. И в то же время он был где-то далеко, и я не сумела расслышать ни одного слова, что он мне говорил.
На следующий день съёмки в купальнях продолжились. Сеюм озадачил меня тем, что привёл в гарем трёх новых наложниц. Одна из них оказалась служанкой, которую сатрап приметил вчера во время съёмки и пожелал увидеть в своей опочивальне. Две другие прибыли из города на замену погибшим девушкам из древних и уважаемых семей. Теперь младших наложниц было двадцать шесть. А должно быть двадцать семь, если верить Шрии и той арифметике, которую она мне некогда изложила. И это навевает закономерный вопрос:
– Господин Сеюм, когда ты известишь род Гулзор, что от них снова требуется девушка для гарема?
– О чём это ты? – изобразил он непонимание, которое уже начало меня раздражать.
– Арчана из рода Гулзор, – напомнила я, – привела к тебе меня вместо своей дочери Ниты. Скоро я закончу свою работу во дворце, и господин Сурадж отпустит меня домой к моему жениху, а ты должен будешь подобрать мне замену. Так найди её прежде, чем я уеду. Я успею сделать её снимок, и тогда альбом будет полным и завершённым.