Милфа

Малиновская Маша

— Всё, говоришь? — его голос низкий, глухой, и каждое слово словно капает раскалённым свинцом на мою кожу. — Ты не представляешь, что значит "всё", Лиля. Но мы проверим.

Моё дыхание учащается. Глаза отчаянно ищут что-то в его лице — намёк на сострадание, надежду, но там только холодный расчёт. Это пугает больше всего. Я знаю, Роман всегда умел держать ситуацию под контролем, и сейчас он явно наслаждается своим превосходством.

— Что ты хочешь? — повторяю я, уже не в силах выдерживать эту паузу. В горле пересохло,

а голос предательски дрожит. — Скажи прямо.

Роман отступает на шаг, засовывает руки в карманы и устремляет взгляд в потолок, словно взвешивает свои слова. Ещё несколько секунд тишины, и я чувствую, что нахожусь уже на грани срыва.

— Во-первых, — говорит он наконец, его тон сухой, как бумага. — Ты должна делать всё, что я скажу. Без вопросов, без обсуждений. Поняла? И чтобы никаких поползновений в сторону развода.

Я киваю. Моя воля кажется сломленной под грузом его требований. Но что еще мне остаётся?

— У меня на носу повышение и твои выкрутасы, Лиля, заебали.

— Трахать секретаршу — это мои выкрутасы? — не выдерживаю, но тут же ругаю себя за резкость.

— Во-вторых, — продолжает он, не сводя с меня глаз и игнорируя мои слова, — забудь про своих сестёр, подруг, кого угодно. Ты больше ни с кем не обсуждаешь нашу семью.

Слова ранят, как удары ножом. Я всегда искала утешение у сестры, когда Роман был в плохом настроении, но теперь он лишает меня этого спасательного круга. Я чувствую себя все более запертой в клетке.

— Это еще не все, — Роман делает шаг ближе, его взгляд тяжелеет. — Ты будешь моей женой. Настоящей. В полном смысле этого слова.

Я резко вдыхаю, понимая, что он имеет в виду. Внутри всё замирает, и я ощущаю, как по коже пробегает холодный пот. Это не обсуждение, это диктат.

И все это после того, что было у меня сегодня ночью с Ильей, после всего, что я испытала, как поняла, на что способно моё тело.

— Ты понял меня, Лиля? — Роман наклоняется, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Я хочу, чтобы ты жила по моим правилам. Без исключений.

Я киваю, не в силах произнести ни слова. Чувствую, как ноги подкашиваются, но я упорно стараюсь держаться. Ради Кости. Ради его будущего. У меня нет выбора.

Роман снова отступает, но его тяжелый взгляд продолжает прожигать меня насквозь. Я хочу уйти из комнаты, скрыться от его преследующего присутствия, но он жестом останавливает меня.

— Если еще раз посмеешь не ночевать дома, — произносит он угрожающе тихо, — пеняй на себя, Лиля. И помни о последствиях.

Я молчу. Слова застревают в горле, а в голове крутится только одна мысль: как я оказалась в этой ситуации? Как дошло до того, что моя жизнь теперь полностью в руках этого человека?

Роман кивает, удовлетворённый своей речью, и выходит из комнаты. Его шаги гулко раздаются в коридоре, а потом смолкают.

Я остаюсь одна в гостиной.

Опускаюсь на диван, обхватываю голову руками и позволяю себе выплакать всю боль, что накопилась внутри.

Но даже слёзы не приносят облегчения. Я чувствую себя загнанной в угол, а из угла нет выхода. Все мои решения теперь связаны с одним человеком, который видит меня только как собственность. Ради Кости я готова на всё, но смогу ли я справиться с этим? Смогу ли выдержать?

В голове звучат слова Ильи. Его уверенный голос, который говорил мне.

"Ты можешь больше, чем думаешь, Лиля"

Но эти слова сейчас кажутся такими далёкими, словно они принадлежат другой жизни. Той, которая впустила меня лишь на одну ночь, показав, как оно бывает.

И от этого только больнее, ведь теперь я знаю, что жизнь может быть другой. Знаю и не могу дотянуться до нее сквозь решётку своей клетки.

Я вытираю слёзы и выпрямляю спину. Нужно быть сильной. Ради сына, ради себя. Только бы хватило сил выдержать всё, что задумал Роман.

26

Дни идут, сливаясь в однообразный поток. Я стараюсь жить привычной жизнью, как будто ничего не изменилось. Сегодня у меня выходной на работе, и утро начинается с уборки, потом готовка, после — разбор Костиных подростковых вещей, которые хранятся в коробках на чердаке. Давно пора было вызвать курьера и отправить их в центр помощи нуждающимся.

Всё как раньше, но ощущения совершенно иные. Будто я — совсем не я.

Тень.

Призрак в собственном доме.

Живу механически, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.

Будто не дышу.

Роман, к моему удивлению, тоже как будто даже изменился. Он стал спокойнее. Больше не повышает голос, не указывает требовательно, а разговаривает со мной тихо, размеренно. Кажется, что то утро, когда он поставил свои условия, полностью изменило его.

Или это только кажется? Я не знаю.

Хотя, нет. Знаю.

Люди не меняются. Не стоит быть такой наивной и обманываться.

Больше Роман не упоминает про мою работу, и я даже начинаю надеяться, что этот вопрос закрыт. Или временно отложен.

Он решает всё с Костей: оплачивает лечение пострадавшего мужчины, помогает его семье деньгами. Похоже, человек идет на поправку, а это значит, что угроза тюрьмы для сына уходит на задний план.

Вроде бы всё наладилось, но…. Но только снаружи.

Внутри меня — совершенно иная картина.

Постоянное напряжение и гулкая пустота.

Как будто я все время жду удара или какого-то подвоха. Даже в моменты, когда Роман улыбается или говорит что-то условно доброе, я ловлю себя на мысли, что не могу расслабиться. Слишком хорошо помню, каким он может быть, когда теряет контроль. И эти воспоминания не дают мне покоя. Они точат изнутри, заставляя всё время быть на чеку.