Миллионы в пещере
Шрифт:
Напряжением всех сил старался я гнать от себя мысли. Я лежа л, крепко сжав зубы, и старался не думать о том, что в последнюю встречу говорил мне Гиппорт, не думать о том, как перешли ко мне фабрики Вилькинса и как перейдут заводы Стречи! Ни в коем случае не думать о Фаренваге, о том, как я его боюсь!
В это время снова что-то щелкнуло, и мне разрешили встать.
Хмурый и раздраженный, вернулся я в кабинет профессора Уайторна. Я понимал, что выдал себя. Конечно, старик мне ничего не скажет, он даже и вида не подаст… Но от некоторых моих планов придется отказаться либо сильно их видоизменить - они больше
Профессор Уайторн был озабочен. Он сказал, что на моем черепе возле виска найден заросший шрам.
– Странно, - говорил профессор, - этот шрам как будто старше вас… Ему не менее ста лет!
Профессор Уайторн был смущен и немного растерян. Смущен был и я, но я не подал вида.
– Головные боли и другие неприятные явления пройдут, - говорил он.
– Надо проделать следующее…
И профессор снабдил меня множеством рецептов и наставлений.
Уже в дверях я не удержался, чтоб не напомнить Уайторну:
– Я рассчитываю на скромность ваших служащих, профессор, вы же знаете, дела есть дела.
– Не беспокойтесь, - сказал Уайторн, - это профессиональная тайна.
Когда я рассказал Генту о том, что со мной произошло у профессора Уайторна, Гарри не сразу меня понял.
– Вы что, Гиль, не знаете, что такое рентген?
– удивился Гент.
– Да об этом уже мои лошади имеют представление, я недавно всем им сделал рентгеновские снимки. Не тревожьтесь, до того, чтобы читать мысли, еще не додумались. К счастью для вас, Гиль!
– Ах, в этом веке до всего додумаются!
– Слова моего друга меня не успокоили.
Я был подавлен своей болезнью и мыслями об Элиз, когда в Мидлшире начались неприятности. Я уже многое видел в Айландии, но даже для меня было неожиданностью, когда докеры мидлширского порта отказались разгружать суда, которые привезли в Айландию всякие ткани, одежду и другие мирные вещи. Они требовали, чтоб все это по-прежнему производилось на айландских фабриках и заводах! И это в то время, когда в Виспутии не знали, куда девать все эти товары! Зачем же их производить в Айландии, когда мы ее могли снабжать всем этим! Айландцы должны были производить оружие, только оружие! Не думайте, что это было для них невыгодно. На этом наживались все крупнейшие айланд-ские фирмы. Один Бреф заработал на этом столько, сколько он не имел за предыдущие десять лет. И после этого смеют упрекать нас в том, что мы не заботимся об интересах наших союзников!
Но рабочие, которых увольняли с закрывающихся предприятий, устраивали неприятности. Особенно много безработных оказалось в Мидлшире. Там множество текстильных фабрик, и, когда я их закрыл, рабочие стали требовать работы. Они требовали работы так, как будто это не являлось их глубоко частным делом. Айландия, слава богу, страна демократическая, где никто не вмешивается в частную жизнь. Ведь мой дом - моя крепость. Но раз уже зашел разговор о домах - с ними тоже было множество неприятностей, с домами. Конечно, крепость-то крепость, но теперь это часто имело лишь фигуральный смысл, в Айландии было много разрушенных домов, люди жили кое-как, иногда просто под открытым небом. Но ведь никому не запрещалось строить себе дом, ведь Айландия, повторяю, страна демократическая, я свидетельствую. Но несмотря на такую свободу частной инициативы, многие айландцы вели бездомный образ
Впрочем, многие айландцы совсем недурно устроились, они поселились в передвижных фургонах. Казалось бы, все уладилось. Но те, что вполне добровольно поселились в фургонах, выражали недовольство, они хотели жить непременно в домах! Красные газеты называли все это «жилищным вопросом». Он не сходил с их страниц. Эти газеты утверждали, что если бы не тратилось так много на вооружение, можно было бы построить столько домов, чтобы для всех хватило. Но кому это нужно? Только тем, кому негде жить. А властям, да и мне это уже совсем ни к чему, строить дома. Что на этом выиграешь? Так о каких домах может идти речь?
И все-таки речь об этом шла. Не только о домах, но и о фургонах. В стране теперь было такое количество жилых фургонов, что их уже негде было ставить. Это стало национальной проблемой. Между прочим, в прежние века этой проблемы не существовало. В те отсталые времена в фургонах только ездили, жить в них не додумались. И в этом смысле мир далеко шагнул по пути цивилизации.
Но цивилизацию должна поддерживать полиция, так было во все времена, но в нынешнем очень неспокойном веке полиции для этого было уже недостаточно.
Вернемся, однако, к событиям в Мидлшире. Забастовка, охватившая порт, перебросилась на заводы, рабочие отказались уйти с предприятий и требовали, чтоб они продолжали работать, а докеры не разгружали суда и тоже требовали, чтоб фабрики и заводы работали.
Мы пошли на хитрость - суда были выведены из порта и вновь туда вошли глубокой ночью. Разгружать их должны были солдаты и полицейские. Но из этого ничего не вышло - докеры обо всем заранее узнали, и их вожаки сумели повлиять на солдат в нежелательном духе. Еще до прихода судов майор Н (не хочу называть его фамилии) дал знать, что он не надеется на своих солдат и что было бы лучше не доводить до крайностей, а использовать на разгрузке кого-нибудь понадежнее.
Я обратился к генералу Стэку, теперь командовавшему нашими войсками в Айландии. Как раз в это время в Айландию прибыло из Виспутии большое количество войск, призванных защищать страну от красных. По новой стратегии, выработанной нашими генералами специально для стран, которые Виспутия взяла под свою защиту, дула наших тяжелых орудий наводились на те города и порты, которые они были призваны защищать.
От себя замечу - это был единственный реальный довод, на который мы больше всего рассчитывали в неблагодарной Айландии. И не только в Айландии. Но в Мидлшире это не подействовало. Суда разгрузили, это сделали наши солдаты, им помогали полицейские, но прибывшие на этих судах мои товары потом никто не покупал, им объявили бойкот.
А тут еще поднялся шум по поводу выселения из домов. Странно. Ведь это всюду так было: когда прибывали наши войска, жителей выселяли - не под открытым же небом жить нашим солдатам и офицерам! А айландцы могли отлично переселиться в свои фургоны и отъехать с ними куда-нибудь подальше. Но они этого не хотели! Они не хотели, чтоб наши войска их защищали и не хотели отдавать им свои дома!
С этим надо было кончать, и как можно скорее, и, пока наше командование применяло свои меры, я решил применить и свои, радикальные.