Милость Келсона
Шрифт:
— Его воля чрезвычайно сильна, милорд, — пробормотал Горони. — Иногда одного наркотика бывает и недостаточно. Но он скажет нам все, что мы хотим узнать.
— Легко утверждать, монсиньор. Но кое-какие его ответы нужны мне прямо сейчас.
— Тогда я применю более убедительные методы, — предложил Горони.
— Ну да, с точно такими же результатами.
— Вы сомневаетесь в возможностях моих методов, милорд?
Сикард уперся кулаками в бедра, выражая этим жестом отвращение, и отвернулся от Горони.
— Мне
— О, ну да, казнить священников — это совсем другое дело, не так ли? — вмешался Лорис, заговорив елейным тоном. — Скажите-ка мне, вы не припоминаете, подвергался ли пытке и мучениям некий Генри Истелин, прежде чем его казнили?
Мгновенно рассвирепевший Сикард обернулся к нему и с видом уверенности в собственной правоте заявил:
— Генри Истелин был повешен, четвертован и колесован за то, что он, в своей бесконечной гордыне, предал Меару! Но он был казнен как светский человек, и его приговор не коснулся его священного сана как служителя божьего и как епископа.
Лорис позволил себе язвительную усмешку.
— Тогда, учитывая светское положение Мак-Лайна как герцога Кассана и графа Кирнийского, он, будучи военнопленным, обладающим ценными сведениями, должен быть подвергнут пытке, так как нам эти сведения необходимы, — пояснил он. — К тому же, насколько я в этом разбираюсь, он теперь даже не рядовой священник, и уж тем более не епископ.
— Ты знаешь, что я не могу спорить с тобой о священных канонах и уложениях, — проворчал Сикард. — Я не знаю, почему епископ становится епископом, в церковном смысле. Но вот это я знаю точно: священник всегда остается священником! Когда на него возлагают духовный сан, его руки освящают для того, чтобы он вправе был держать тело нашего покровителя, Господа. А ты что сделал с его руками, посмотри!
— Это руки Дерини! — прошипел Лорис. — Это руки, которые оскорбляют благословенные Святые дары каждый раз, когда он осмеливается служить мессу! И не смей читать нотации мне — о том, как следует обращаться с Дерини, Сикард!
Дункан, плававший в лихорадке на грани сознания и беспамятства, застонал довольно громко, когда Лорис, ставя точку своим словам, резко ударил хлыстом по и без того уже иссеченной груди пленника. Боль заставила тело епископа выгнуться дугой, он смутно ощутил прокатившиеся по нему волны жара, потом чудовищного холода…
Он пытался снова столкнуть себя в блаженную черноту, где никто не мог причинить ему никакого вреда, но сознание вернулось к нему целиком и полностью вместе с прежней болью, раздиравшей его руки и ноги. Чрезвычайное искажение всех психических функций, обусловленное последней дозой мераши, уменьшилось, но не намного, — и безусловно недостаточно для того, чтобы он мог по-настоящему взяться за дело.
Он не открыл глаза. Но и с закрытыми глазами он ощутил, как Лорис наклонился и всмотрелся в него, и что кто-то еще ожидает, расположившись возле его головы, — и малейший шанс сделать вид, что он все еще в обмороке, исчез, когда чей-то тяжелый сапог вжал его израненную руку в грязь, покрывавшую пол шатра, — не слишком сильно, да, — но в силе тут и не было нужды. Стон, вырвавшийся у Дункана, когда он съежился и натянул цепь, пытаясь избежать новой пытки, был похож на рыдание.
— Он приходит
Лорис фыркнул и убрал ногу, и острая боль в руке Дункана почти мгновенно превратилась в тупое биение.
— Просто удивительно, какую сильную боль можно причинить, работая с кончиками пальцев… даже такому своевольному и ожесточенному священнику, как наш Дункан. Слушай внимательно, Мак-Лайн!
Лорис подчеркнул свой приказ очередным ударом хлыста по груди Дункана, и Дункан задохнулся и открыл глаза. Он умирал от жажды, его горло так пересохло, что он бы, пожалуй, обрадовался даже глотку мераши, — потому что с того момента, как он попал в плен, ему не дали ни глотка воды.
— Итак, ты вернулся к нам, — сказал Лорис с довольной улыбкой. — Ну, теперь тебе бы следовало постараться проявить большую осмотрительность и вежливость. А может быть, тебе не нравится обхождение монсиньора Горони?
Дункан лишь с трудом провел распухшим языком по пересохшим гулам и повернул голову вбок, ожидая следующего удара Лориса.
— Но почему же, отец? — промурлыкал Лорис. — Совершенно очевидно: ты до сих пор ничего не понял! Какое значение может иметь тело человека, если душа его проклята?
Кончик хлыста лишь слегка коснулся одного из окровавленных пальцев — но если бы вместо кожаной полоски Лорис ткнул в его палец раскаленным железным прутом, Дункан едва ли испытал бы сильнейшую боль. Стиснув зубы от невыразимой муки, Дункан изо всех сил старался не закричать. Внезапно хлыст снова сильно ударил его по израненной груди, проложив новый рубец среди нескольких дюжин уже оставленных им же, и Дункан судорожно втянул в себя воздух.
— Отвечай мне, — резко прикрикнул Лорис. — Я стараюсь ради спасения твоей души, а не своей собственной.
— Благородное намерение, — прошептал Дункан, почти сумев растянуть губы в улыбке. — Намерение весьма благородного и благочестивого человека.
На этот раз хлыст опустился на его лицо, рассекая в кровь нижнюю губу, но Дункан был уже готов к удару, и лишь почти неслышно охнул.
— Что-то мне кажется, я скоро потеряю терпение из-за тебя, Дерини! — процедил Лорис сквозь стиснутые зубы. — Хотелось бы мне знать, какую ты песенку запоешь, когда испробуешь настоящих плетей. Да, твой язык нуждается в настоящей дрессировке. Горони!
Горони мгновенно поднялся и исчез в другой части шатра, где Дункан не мог его видеть, и на одно краткое мгновение испугался, что Лорис вложил в свою угрозу буквальный смысл и намеревается вырвать ему язык. А для Горони не составит труда сделать это, если Лорис прикажет.
Но Горони принес чашу, не нож. Вот оно что, снова мераша… Черт бы их побрал, они, похоже, здорово его боятся, если так скоро вливают в него новую дозу.
Он даже и не пытался сопротивляться, когда Горони приподнял его голову и поднес чашу к его губам. Хоть борись он, хоть нет, они все равно вольют в него это зелье; борьба лишь ухудшит его состояние. К тому же не исключено, что они наконец-то ошибутся в расчетах и дадут ему слишком большую дозу. В худшем же случае разрушительная сила наркотика просто поможет ему на некоторое время избавиться от боли.