Минос, царь Крита
Шрифт:
Он замялся, подыскивая слово, скользнул взглядом по моей фигуре.
— Низкорослым? — спросил я, криво усмехаясь.
— Странным. Ты хрупок и изящен, как статуэтка из черного дерева. Но у тебя глаза дикого зверя.
Сарпедон тем временем велел наполнить кубки. Поднялся.
— Почтим Гестию, ибо отец мой повелел ей первой приносить дары!
Он щедро плеснул на землю. Все последовали его примеру и с радостными восклицаниями выпили. Я сделал глоток и решительно позвал виночерпия: вино оказалось не разбавлено.
— Добавь
Виночерпий почтительно склонился и поспешно исполнил моё требование. Милет с улыбкой наблюдал за мной, потом сказал:
— Не хочешь, чтобы завтра при отплытии болела голова?
— Я всегда пью только сильно разбавленное вино.
— Я слышал, что ты славишься умеренностью, — улыбнулся Милет, — но неужели, царевич, ты никогда не изменяешь своим правилам?
— Никогда, — подтвердил я.
— Пожалуй, мне захочется испытать твою твердость, сын Зевса, — обольстительно улыбнулся Милет. Сердце моё зашлось от этой улыбки.
— Попробуй, — ответил я, смеясь. А сам так и не смог отвести восхищенного взгляда от этого совершенного лица с высоким, чистым лбом, прямым маленьким носом, округлым, почти девичьим подбородком и губами, подобными двум лепесткам алой розы. Но Милет, кажется, был привычен ко всеобщему восхищению и принимал его как должное.
— Разумеется, попробую! — с игривой дерзостью улыбнулся он.
Тем временем на столы уже расставили яства. К моему удивлению, привычных нам блюд я не увидел. Но изобилие угощений впечатляло. Фаршированные фисташками утки и гуси, медовые пирожки, жареные куски говядины и баранины, столь густо приправленные травами, что их аромат почти забивал запах мяса. Не было только свинины. Вместо привычного кратера на столе появились египетские стеклянные и глиняные кувшины с вином и пивом. Довершалось это великолепие изобилием яблок, гранатов и винограда.
Я покосился на Сарпедона:
— Ты решил сделать пир по египетским обычаям?
— Тебе же нравится этот народ? — отозвался он, снова расплываясь в довольной улыбке.
— Надеюсь, ты не собираешься во всем следовать их обыкновениям? — бросил я.
Сарпедон едва сдержал смех.
— А что такого? — вмешался в наш разговор Милет.
— Говорят, египтяне столь невоздержанны в своих пирах, что некоторых гостей начинает тошнить! — расхохотался Сарпедон. — Что, конечно, не может нравиться моему всегда и во всем умеренному брату! Ты не тревожься, Минос. Угощение — не единственная радость, которая ждет тебя сегодня.
Он хлопнул в ладоши. Распорядитель пира, сияя сладкой улыбкой, подскочил к хозяину, выслушал его приказ. Вскоре в залу вошла вереница девушек, одетых в узкие белые платья. Плечи их покрывали широкие ожерелья, а на головах красовались огромные, мелко завитые парики из овечьей шерсти и пальмовых волокон.
Девушки несли двойные флейты, систры, арфу и даже египетскую лютню с длинным, тонким грифом. Их подкрашенные сурьмой глаза возбужденно сияли, на губах играли милые улыбки. Устроившись в стороне, они дружно завели мелодию.
Мотив песни был чуждым для нашего уха, но сладостен и приятен. Рабы тем временем наполнили чаши, и Сарпедон, подавая пример гостям, приступил к угощению.
Вкус египетских яств оказался столь же непривычен для меня, сколь их запах. Инпу немало рассказывал мне о Та-Кемет. Я внимал чужеземной мудрости, наслаждался их песнопениями, знал, как должно держать себя с египтянином, чтобы ненароком не обидеть его. И вот надо же! Мой брат сумел мне показать неизвестное об этой стране.
— Откуда удалось тебе узнать секреты египетских стряпух? — удивился я.
Сарпедон расхохотался:
— Это не сложно. Дворец наводнен пленными египтянками, которых ханаанеяне скупают у царей-пастухов! Смотри, Минос, среди тех, кто будет услаждать наши взоры и слух, ты не увидишь ахеянки или жительницы Баб-Или, они все рождены в твоей любимой Та-Кемет. Как ты думаешь, будут ли торговцы везти через виноцветное море ту, что не искусна в музыке, пении, танце или хотя бы в приготовлении пищи? Видно, ты слеп и глух, и давно не бывал во дворце матери своей, если дивишься этому.
— Наверно, ты прав, — не стал спорить я. — Никогда мне в голову не приходило искать мудрости этой древней земли у пленных жен.
— Мудрости! — фыркнул Сарпедон. — Тайн жрецов! Попробуй вот эту утку, брат, и ты поймешь жителей Египта куда лучше, чем пялясь ночи напролет в пыльные свитки папируса.
Я пожал плечами, отщипнул кусок мяса и отправил в рот. Действительно, вкусно.
Тем временем на середину зала выскочили обнаженные плясуньи, чьи одежды состояли лишь из разноцветных лент, обвивавшие их стройные тела. Волосы каждой из них были заплетены в косу, удлиненную почти до пят лентами; на конце этой удивительной плети красовались тяжелые каменные шары, размером не меньше куриного яйца.
Пирующие восторженно закричали, многие захлопали в ладоши. Музыка египтян явно была любима не только мной.
Мелодия зазвучала веселее. Девушки с систрами запели песню по-египетски. Танцовщицы, воздев руки, принялись плавно двигаться. По мере того, как мелодия убыстрялась, они начали красиво изгибаться, резко поворачивая головы. Их косы взлетали в воздух и извивались, как змеи, выписывая замысловатые зигзаги и петли. Девушки повторяли движения друг друга, будто были единым существом. Это завораживало. Разойдясь, плясуньи принялись высоко подпрыгивать, красиво изгибая тела и руки, а самая юная из них пошла колесом.