Минотавра
Шрифт:
– Прошло много веков с тех пор, как моя адская утроба поглощала человеческое семя, - снова зазвучал её голос в его голове.
Когда она осторожно двинулась с кровати через комнату, электрическая лампа на эдвардианской тумбочке начала тускнеть, когда это произошло, то казалось, что её чернота светится сама по себе, как будто она была не из плоти и крови, а из электрофицированной тьмы.
– Мне нужно насытить свой голод.
– Её гладкая рука, горячая и холодная одновременно, указала на жирное лицо Дикки.
Он начал рыдать, как маленькая девочка, и без колебаний сбросил свой комбинезон, что бы показать
– Окажи мне услугу, человек, - звучал голос в его голове, - пусть моё ночное лоно станет последним вместилищем твоего члена.
Как показалось Дикки, он медленно поплыл назад, на пол, словно левитируя, пока полностью не лёг на спину, его эрегированный пенис торчал вверх, как грибок. Когда чёрная женщина вздохнула, ему показалось, что стены начали изгибаться. Её половые губы раздвинулись сами собой, а затем она села прямо на пах Дикки. Его твёрдый пенис вошёл в неё без каких-либо помех. Это потустороннее сношение породило впредь незнакомые для него ощущения, которые Дикки никогда бы не испытал в жизни.
Он испытывал много сексуальных утех: насиловал шестнадцатилетнюю соседскую девку, трахал корову в зад, совокуплялся со своим дядей, мастурбировал тысячи раз, но это... Это было что-то абсолютно новое и неизведанное...
Его мозг был готов разорваться от столь насыщенного спектра ощущений: это было похоже на сотню мокрых, горячих языков, обволакивающих его пенис одновременно. Когда он взглянул на свою загадочную любовницу, то он увидел её колыхающуюся грудь, из кончиков которой текла чёрная жидкость.
– Меня зовут Пасифая...
Её грудь опустилась на его лицо, пачкая рот чёрной горькой жидкостью, и она прижалась к нему плотнее, обеспечив себе более глубокое проникновение.
– Заполни меня, наполни меня до краев...
Мощный, просто ошеломляющий оргазм охватил Дикки, ему показалось, что из него льёт, как из брандспойта. Оргазм не стихал, а, наоборот, увеличивался, это было, как если бы он ссал после девятой банки пива, только вместо мочи была бы сперма. Его пухлое тело продолжало дрожать и консультировать под незнакомкой, продолжая наполнять её лоно своей спермой. В конце концов, он мельком заглянул вблизи ей в глаза, но увидел в них только чёрные пустые глазницы, в которых можно было узреть охваченный дымом и огнём город, который полыхал под красным небом и чёрным серпом луны, и когда её губы разжались, чтобы выпустить последний блаженный вздох, Дикки увидел только сверкающую чёрную бездну. Чёрные вязкие слюни текли у неё изо рта и капали на его лицо. Её леденяще-обжигающие руки легли ему на грудь и...
Она швырнула его, как будто он весил не больше соломенной куклы. Он столкнулся со стеной. Картина женщины по имени Элизабет Батори упала и ударила его по голове.
Ошеломленный и обезумевший от страха Дикки обмарался и посмотрел на...
Теперь она лежала на спине с широко расставленными в стороны ногами и жёстко мастурбировала. Влажные громкие щёлкающие звуки заполнили комнату, когда её чёрные пальцы исчезали внутри её лона. Её вздохи безумного удовольствия заполнили комнату, Дикки показалось, что они осязаемые, словно они бетелесные духи, бродящие во мраке ада...
"Господи!" - Подумал Дикки и принялся натягивать свои штаны, размазывая по рукам и ногам свои же фикалии. Когда он их всё-таки натянул,
Отчаянная мастурбация продолжалась, весь кулак исчезал в её влагалище, она долбила себя, словно отбойным молотком. В момент, когда она получила свой оргазм, её таз напрягся, она вытащила свою руку из отвратительного влагалища, затем её опухшая чёрная вульва сморщилась, как губы у старухи, и начала выплёвывать длинные нити какой-то вязкой жидкости.
"Что это льётся из неё?" - Пытался понять шокированный Дикки. Поток из её влагалища не останавливался, пока возле её ног не собралась большая блестящая лужа. Тело женщины ещё раз дрогнуло и замерло.
– Теперь я снова могу умереть, - раздался её голос.
– Снова, снова и снова...
Комната погрузилась в кромешную тьму и на мгновение наполнилась звуком, похожим на сотню гремучих змей. Она лежала на полу с застывшими глазами и вывалевшимся языком изо рта. Женщина была мертва. Дикки вытер о штанину измазанные руки в фекалиях, взял фонарик и посветил на то, что извергло из себя лоно мёртвой женщины. То, что он увидел, показалось ему несколькими литрами спермы, перемешанными с мочой, и в этом всём копошились тысячи опарышей. Тело женщины начало растворяться в воздухе, пока полностью не исчезло. Дикки подорвался с места и побежал прочь из комнаты, его штаны снова свалились, но он на это не обратил внимание.
6
Писатель с Боллзом застыли с коробками в руках, когда Дикки слетел вниз по лестнице и приземлился у их ног.
– Ты поймал её?
– Спросил Боллз
– Я...
Боллз ухмыльнулся, когда заметил спущенные штаны Дикки и его вялый член, измазанный в чем-то коричневом.
– Какого хрена ты там делал? Что сней? Ты поймал её?
– Продолжал сыпать вопросами Боллз
– Бля, ты не поверишь мне, чувак, что там произошло, Кора была права, там действительно была голая баба, так что я...
– Что ты?
– Кричал уже Боллз
– Я трахнул её...
Боллз нахмурился
– И когда я кончил, она, она, она..
– Господи, Дикки, да что она?
Глаза Дикки наполнились слезами
– Она исчезла, чувак
– Чёрт возьми!
– Я клянусь тебе, Боллз! Она лежала на ковре, из её киски текла молофья ручьём!
– Молофья ручьём! Из киски!
– Орал Боллз в ярости.
– Да что ты
вообще мелешь?
Дикки чуть успокоился.
– Ну, похоже, это была моя сперма, и, возможно, она обоссалась, господи, чувак, а ещё в этом дерьме копошились черви!
Боллз смотрел на друга, как на сумасшедшего.
Писатель подумал: "Что за чертовщину он несёт?"
– Писатель?
– Сказал Боллз, не обарачиваясь.
– Иди наверх и посмотри, о чем говорит этот придурок. Чёрт, это всё становится проклятой занозой в заднице!
– О, чувак, я вспомнил, она сказала мне своё имя!
– Сказал Дикки
– Да?
– Огрызнулся Боллз.
– Дай угадаю. Жирняшка?
– Нет, чувак... Пасифая, - выпалил Дикки.
– Пасифая, да? Ты ещё тупее, чем та шлюха с волосатыми подмышками.
– Взгляд Боллза вонзился в писателя, - иди, писака, пока я из этого жирного куска дерьма всю дурь не выбил.