Мир Аматорио. Неделимые

Мур Мари

Что ж, сюрприз сделать не получилось. Но мне плевать на реакцию Льюиса. Я вернулась сюда не за этим.

– Скоро спущусь, – громко говорю я, чтобы миссис Хельсман услышала меня из-за закрытой двери.

Я приближаюсь к окну и раскрываю створку. Дуновение прохладного ветра касается моего лица. Я всматриваюсь в небо, затянутое свинцовыми тучами. Интересно, Киллиан волнуется перед тем, как кого-то убить?

Перед глазами вспыхивает его невозмутимое лицо с темными глазами. Наверняка, ни один из его мускулов не двигается, когда Киллиан нажимает на курок.

Сегодня

он нажмет на курок ради меня.

Я бы сама могла это сделать, но мне нужно стопроцентное алиби. Слишком много людей видели меня в доме Льюиса. Однако не хочу пропустить его смерть. Я должна увидеть, как он умирает, своими глазами.

Опускаю взгляд и смотрю на садовника, стоящего ко мне спиной и обстригающего гортензию. Он быстро работает садовыми ножницами, срезая цветы, пока привкус горечи подступает к горлу.

Для всех я пропала без вести. Но в этом доме ничего не изменилось. Нет никаких признаков скорби, утраты и горя.

Абсолютно.

Ничего.

С неестественным спокойствием я отхожу от окна. Расправляю плечи и покидаю спальню, чувствуя, как нечто холодное образуется в животе.

Я собираюсь убить собственного отца.

Технически это будет сделано не моими руками. Но это не отменяет того факта, что я стану убийцей.

В третий раз.

Я застываю у вершины лестницы. В гостиной повисает напряженная тишина, которая буквально вибрирует в воздухе. Мой взгляд опускается и сталкивается со взглядом мужчины, которого я когда-то называла папой.

– Не ожидал увидеть меня? – первой нарушаю молчание. – Надеялся, что я давно умерла?

От звука моего голоса Льюис вздрагивает и роняет из рук дипломат. Его лицо, обычно гладко выбритое, но сегодня на нем щетина. Кроме того, морщин стало больше, и они более глубокие, чем раньше.

– Зачем ты так со мной, Кимберли? – спрашивает Льюис. – Я до последнего наделся, что ты жива, и с тобой все в порядке. Сегодня наступил счастливейший день в моей жизни. Наконец-то, ты дома.

От повышенного волнения в животе затягивается напряженный узел. Но я зашла так далеко не для того, чтобы остановиться сейчас.

Я медленно спускаюсь. Льюис наблюдает за мной, прижимая руку к груди. Его плечи подрагивают, глаза блестят. Но это не трогает меня. Я пролила достаточно слез, и меня больше не беспокоят чужие рыдания.

Как только моя нога касается последней ступени, Льюис делает шаг в мою сторону и раскрывает руки, собираясь обнять меня. Но я встречаю его с таким непроницаемым и отчужденным выражением, от чего он останавливается, не решаясь шагнуть дальше.

– Я виноват перед тобой. Вместо того чтобы оберегать, толкнул тебя в руки монстра. И понял это давно, – Льюис почти переходит на шепот. – Когда ты исчезла, я проклинал себя каждый день. Каждое утро просыпался с единственной мыслью: однажды ты войдешь в эту дверь и дашь мне шанс все исправить. Прости меня, Кимберли, – он плачет. – Ты – моя дочь. Я люблю тебя больше

всего в этой жизни.

Окончательно разрыдавшись, Льюис срывается с места и притягивает меня к груди. Я напрягаюсь и замираю.

Никогда бы не позволила ему к себе прикоснуться. Но мое тело будто бы парализовало, и я не могу пошевелиться. Такое ощущение, что Льюис забрался в мою голову и сказал слова, которые я когда-то мечтала услышать.

Я была готова к чему угодно. Но только не к этому.

– Я понимаю, что тебе сложно, – Льюис отстраняется, его глаза покраснели от слез. – Нам обоим нужно время. Но главное, что ты дома.

С нерешительной улыбкой он делает жест рукой, приглашая меня за обеденный стол. Я не могу из себя выдавить ни единого слова и молча киваю.

Он отправляется вглубь гостиной. Я иду за ним и смотрю в его затылок. На Льюисе белая рубашка и темно-синий жилет. Он отодвигает для меня стул, и я сажусь за стол, будто в самом деле собираюсь с ним обедать.

Льюис занимает свое привычное место во главе стола. Напротив просторного окна, откуда отлично просматривается обзор для Киллиана.

Мой брат будет держать его на прицеле ровно до того момента, пока я не дам сигнал.

Мне достаточно поднять руку и выставить вверх указательный палец.

И все будет кончено.

В гостиной снова наступает тишина. Лишь слышно, как тикают старинные настенные часы. Рядом со столом появляется миссис Хельсман с подносом, на котором дымятся две чашки. Она оставляет одну из них перед Льюисом, а вторую передо мной.

– Кимберли, – миссис Хельсман задерживается около меня. – Я могу подать твой любимый десерт.

Вероятно, она имеет в виду клубничный пирог, который готовился по праздникам.

– Спасибо, я не голодна, – вежливо отказываюсь.

Миссис Хельсман уходит, пока Льюис кладет руки на стол и пристально на меня смотрит.

– Я должен сообщить твоей матери, что ты жива, – говорит он с энтузиазмом. – Или может быть, устроим ей сюрприз? Давай прямо сейчас соберемся и полетим к ней? Мы бы могли пожить в Англии какое-то время, тебе же там нравилось…

– Я терпеть не могла Англию, – перебиваю его я.

– Думал, что тебе там нравится…

– Я говорила об этом много раз. Но видимо ты невнимательно меня слушал, – мои слова должны звучать, как обвинение, но на самом деле мой тон спокойный и ровный. – Я вернулась сюда не для того, чтобы вновь уехать. Ты же сам сказал, что я дома.

Льюис опускает глаза и глядит в стол.

– Кимберли, понимаешь, тут такое дело… – говорит он со вздохом. – Ты пропала, и о тебе не было никаких новостей. Я столкнулся с финансовыми трудностями, а ты была застрахована…

Он делает паузу и поднимает на меня взгляд.

– Клянусь, мне не хотелось брать эти деньги. Но я был на грани. И мог потерять все. Сотни людей остались бы без работы, у каждого из них есть семьи, которые нужно кормить, – Льюис качает головой. – У меня не было выбора, и мне пришлось взять эти чертовы деньги.