Мир аутизма: 16 супергероев
Шрифт:
Классификация – явление системное, один элемент классификации описывается, понимается через другие классификационные единицы. Расширение диагностической конструкции «аутизма» основано на установке не замечать разницу между детьми с различными расстройствами, как это делала Сухарева.
Детские психопатии Сухаревой охватывают лишь часть широкого поля детских психических расстройств. Их стоило более подробно изучать, исходя из опыта социализации людей с этими диагнозами, постепенно переносить этот подход на более глубокий уровень нарушений. Но этого не произошло. Островки этих знаний были разрушены бульдозером с надписью «аутизм».
Работы Сухаревой, начиная с 1920-х годов, основывались на опыте особой школы
Груня Ефимовна описывает холодного, замкнутого любознательного мальчика с невыразительной мимикой и немодулированным голосом, аутичную личность. В обычной школе мальчик проявлял двигательное беспокойство и разговаривал сам с собой. Он был рассеянным, но при этом очень ответственным. Движения мальчика были угловаты и неуклюжи. Больше всего в жизни он хотел «познакомиться со всеми революциями, какие были в мире». После года в школе на Погодинке мальчика перевели в обычную школу. Потом он закончил высшее учебное заведение, но по-прежнему плохо сходился с товарищами. В годы Великой Отечественной войны был призван в армию и погиб на фронте.
Исследования Сухаревой, несомненно, опередили Ганса Аспергера с его статьей 1944 года. Но в любом случае его работа об аутистических психопатах так же, как и труды Сухаревой, по своему содержанию имеет крайне мало общего с культовым диагнозом «аутизм». В статье Аспергера есть одна особенность, благодаря которой она, возможно, и стала востребованной в рамках культа «аутизма». В начале своей статьи Аспергер приводит примеры типологии человеческих характеров, критикуя, в частности, одномерный подход к типизации: «…возникает необходимость рассматривать наряду с конкретным типом многообразные подтипы, комбинации, отношение к другим видам психопатии». Но потом сам же описывает лишь один тип аутистических психопатов – тип, который соотносится с шизофренией, хотя и отличается от нее. Про другие типы Аспергер не пишет, но, в общем-то, понятно, что типология из одного типа психопатии просто бессмысленна.
Аспергер использовал слово «аутизм» не как жаргонное, означающее необщительность. Для него аутизм – это концепция Блейлера об аутистическом мышлении: «Подобное мышление, которое определяется не реальностью, а желаниями и аффектами, и обозначено Блейлером как аутистическое, или дереистическое, мы обнаруживаем не только у больных шизофренией, у которых оно доведено до крайности, но и у психически здоровых людей, а также и в повседневном мышлении, суевериях и лженауке». Аспергер очень высоко ценил концепцию Блейлера. Как он писал, аутизм – это «один из лучших языковых и понятийных образцов наименования в области медицины». Когда статью Аспергера используют для поддержания культа «аутизма», за создание которого он якобы отвечает, то из одного из лучших понятийных образцов в области медицины выбрасывают его основное содержание: аутистическое мышление. Блейлер писал в предисловии к первому изданию своего руководства
В 1914 году вышла статья Петра Ганнушкина «Постановка вопроса о схизофренической конституции». Статья положила начало конституциональному направлению в отечественной психиатрии. Схизофреническая конституция «выражается в определенном и своеобразном складе психики и может в своей интенсивности доразвиться до состояния, находящегося уже на рубеже между душевным здоровьем и болезнью». Под воздействием неблагоприятных факторов на базе конституции может развиться шизофреническая реакция. Согласно Ганнушкину, такая реакция допускает возможность полного восстановления после излечения от основной болезни – например, инфекции.
Можно выделить основной патологический процесс и собственно психическое расстройство. Такая картина будет примерно соответствовать сказочной триаде «змей – разрушенный город – супергерой». Сам Ганнушкин считал, что по крайней мере в части случаев нарушения психических функций, которые диагностируются как шизофрения, на самом деле связаны с неврологической патологией. Психическая симптоматика здесь становится реакцией на происходящие в организме патологические процессы. Психиатр и историк психиатрии Юрий Каннабих писал, что исследования Ганнушкина подрывали «учение о безнадежности предсказания при схизофрении».
В 1926 году вышла работа Тихона Юдина «Психопатические конституции». Здесь уже содержится достаточно большой перечень конституций: шизоидная, циклоидная, параноическая, психастеническая, псейдологическая, эпилептоидная, истерическая. Юдин понимал под конституцией «состояние, которое характеризует индивидуума в смысле требований, которые к нему можно предъявлять в отношении его сопротивляемости, способности к возрождению и жизнеспособности». В более поздней работе выдающегося отечественного психиатра Василия Гиляровского конституция в целом определялась как «совокупность врожденных особенностей организма, определяющих характер его реагирования на внешние раздражения». По Гиляровскому, конституция включает в себя характер, «определяет собой основу психической деятельности».
Ганнушкин считал, что в рамках шизофренической конституции может находиться не один, а несколько типов «психического предрасположения». В этой книге в рамках общего шизофренического типа будут выделяться четыре конституционных типа в соответствии с четырьмя классическими формами шизофрении, зафиксированными Блейлером.
Развитие конституционального направления в 1920-1930-е годы в СССР во многом связано с последствиями Гражданской войны. Психиатрические больницы того времени были наводнены людьми с нейросифилисом, в частности, одной из его форм – прогрессивным параличом помешанных. К этой категории добавлялись также больные с летаргическим энцефалитом, загадочной инфекционной болезнью, эпидемия которой началась в 1915 году и закончилась в конце 1920-х.
«Прогрессивный паралич помешанных» можно было достаточно надежно диагностировать, соотнести психопатологические симптомы с результатами анализов, а затем подтвердить или опровергнуть диагноз по итогам посмертного вскрытия. Болезнь начиналась с общей нервозности и расторможенности желаний. В течение нескольких лет неуклонно деградировала речь, терялась способность к гибкому социальному реагированию, утрачивались профессиональные и бытовые навыки. Если процесс не прерывался, болезнь приводила к смерти. Психиатры заметили закономерность: один и тот же патологический процесс у некоторых больных проявлялся через симптомы, сходные с шизофренией, у других же обнаруживалась картина аффективных нарушений, прежде всего депрессии.